Так не бывает

«Ты дуешь на ресницы —

И остужаешь жгучее,
А мятой на звериный —
Вмиг раздуваешь угли.
Бьёшь розгами по розовой,
Став верным на безверье,
Фантомы на реальное,
А кельи на бордели.
Свободу на любимую —
Вопрос приоритетов,
Орлянка бесконечности
Сектантов-фаталистов.
Желание на логику,
Но помним, что не вечно
Греховное соитие
Двух мучеников смертных.
Мятежность напряжения —
Пульсирует горячая,
Вальсирует витальная,
Сжимая расстояние.
Плоть обретая тёплую,
Толкает на безумие
С расчётом на бессилие
Приговорённых к похоти.
Нахрапом в три погибели
Без шанса на спасение
По искрам от звериного
До пустоты прощения.

Знаешь, всё никак не могу окончить эту писанину, не хватает силы воли. Боюсь поставить последнюю точку, что будет после неё? Что у меня останется? Скорее всего – ничего. Пустота. Вакуум. Безвременье.

Перед глазами всё ещё стоит твоя одинокая стройная фигура. Лужи на мокром асфальте отражают призрачный свет перронных фонарей. Той памятной ночью с десятого на одиннадцатое ноября ты была единственной, кто провожал меня. Если бы я знала, что вижу тебя в последний раз! Хотя… что я могла бы сделать? Броситься к твоим ногам, рыдать, умолять? Не уезжать никуда? К сожалению, это бы мне не помогло.

Отчего в моей жизни всё так блёкло и противно? Можно ещё стихов? Я недолго задержу твоё внимание, понимаю, что уже изрядно наскучила тебе своей исповедью. Но обещаю – это стихотворение точно будет последним. Не сердись, моя дорогая Кошеле, я скоро перестану тебе надоедать, тем более что эти заключительные стихи вовсе не грустные:

Бабочкой цветастой
    в невесомость утра
Упаду танцуя
    под тамтамы времени,
Стряхивая искры
    на пахучесть луга,
Треск неуловимый
    нарисую в бездну.
Мимолётность счастья,
    перекрёст полётов.
Терпкая химера —
    как прыжок с обрыва
К неизвестной цели.
    Мушки арбалетов.
Вереница трюков.
    Царство падших низко.
Отпущен

ье грешниц-    висельниц – верёвка.
Снайперская меткость,
    девять граммов в мышцу —
Оправданье свыше
    тяжкого порока.

P.S. Да, передавай привет Людке-проститутке. У неё я денег не занимала, надеюсь, что хоть она помянет меня добрым словом.

Прощай. Прости меня. Я хотела сделать тебя счастливой, однако не смогла. Ещё раз прости. Письмо получилось слишком пафосным, но мне сейчас не до цинизма. Извини за все доставленные проблемы».

Дочитав письмо до конца, Кира на мгновение замерла с последним листком в дрожащей руке. Теперь она ясно вспомнила серьёзные глаза Валерии, в которых желание пыталось изъясняться на ином языке. Глаза, изначально не способные вступить в сделку с банальностью жизни, надменные и грустные. Тогда её внезапно охватил порыв отчаянной и жалкой нежности – и она поцеловала Леру в лоб.