Так не бывает

«В родной стране для этого создан богатейший спектр возможностей. Ну и стоит ли затевать эпохальное паломничество на Святую землю за свой счёт, чтобы на новой, вновь обретённой родине платить за то, от чего столько лет бегаешь на прежней? Тут, по крайней мере, все условия содержания за счёт казны!»

«А что ожидает меня в сообществе ортодоксов Хайфы? – продолжал сомневаться всегда компанейский Когановский. – Иврита я ведь совсем не знаю. Весь мой лексикон ограничивается словом «шекель». Хорошо! Допустим, уеду я. Но ведь ни одна старая перечница не оторвёт свой отвислый зад, не приедет из России, чтобы навестить далёкого, безвременно угасающего друга. Ни тебе пивного общения, ни братского понимания, ни случающейся похмельной заботы. Здесь-то мне легче, здесь друзья-приятели от меня никуда не денутся. А оттуда мне до них никак не добраться, – уже заранее переживал домовитый Когановский. – Как ни считай, как ни прикидывай, всё равно билеты туда и обратно обойдутся дороже сэкономленной еды и бесплатного проживания у товарища в гостиной на диване. Вот тебе и ещё одна загвоздка», – горько вздохнул он и поднял полупустой стакан.

Опустошив его, Когановский немного отвлёкся от тяжёлых мыслей и сосредоточился на ускользающем вместе с молодостью здоровье. Были, были в предполагаемом переезде и светлые стороны! Он представил своё возможное приятное будущее: термальные воды, грязевые лечебные ванны, льготные лекарства последнего поколения.

Надо сказать, что серая субстанция, надёжно запрятанная внутри черепной коробки пожилого еврея и ни разу в жизни не подвергнутая «апгрейду» (за исключением двух мелких сотрясений), с годами начала выделывать всякие подлые финты. Словно испорченный компьютер, мозг стал позволять себе периодические сбои и выдавать временами провокационную галиматью. Вот и тут случилось нечто подобное. Лишь только в голове сформировалась желанная последовательность – пенсия, обеспеченная старость, воды, грязи, Мёртвое море, – как вместе с Мёртвым морем возникла картинка старого, дряхлого, обшарпанного корабля. Подняв на кривых мачтах безвольно болтающиеся изодранные паруса, скрипя истрёпанным такелажем и изрядно накренившись на правый борт, бриг с натугой отплывал в свой последний, безвозвратный путь.

«Да, – отмахнулся от назойливого видения Когановский, – живо работает перевозбуждённое воображение».

Однако видение корабля под парусами навеяло романтичному Когановскому давние мечты о странствиях, о непознанном, желанном и загадочном мире. Случайно его мысли переключились – и сконцентрировались на трудном пути, пройденном терпеливыми предками за долгие четыре тысячи лет (опять-таки по их личному, трепетно передаваемому из поколения в поколение семейному преданию).

Сначала Моисей таскал всех по пустыне взад-вперёд лет этак сорок, хотя наверняка сам заблудился среди скал Синая.

«Сусанин доисторический, – хмыкнул про себя ехидный Когановский. – Географию надо было лучше учить или у египтян, на худой конец, проконсультироваться, мудрый ведь был народец. Так значительно быстрее добрались бы до места, накопили бы сил и средств перед решающим марш-броском. Ведь десантировались через Междуречье, Крым, Кавказ, пустыни, степи, леса, болота. Неудивительно, что предкам потребовалось целые четыре тысячи лет, чтобы добраться сначала до Смоленска, а уж потом до Белокаменной. Дорог-то нормальных не было. Хотя их и сейчас не прибавилось! – вспомнил он последнюю муторную поездку на дачу. – Пока до Ногинска доедешь, можно всю подвеску по деталям растерять. А ведь раньше, кроме гаишников, на каждом квадратном километре ещё хазары, половцы да печенеги осложняли продвижение».

«Жаль, что от Смоленска пошли на восток, а не на запад», – ковырял коротким пальцем пузатый глобус Когановский, чертя гипотетически возможный путь, всё дальше и дальше загибающийся на юго-запад, к Апеннинам, Альпам и Пиренеям.

«Небось, воевать надоело, – предположил потомственный меломан. – Ведь чтоб добраться до приличного музыкального магазина, ну, скажем, в Лондоне или, на худой конец, в Париже, пришлось бы ещё лет триста-четыреста воевать с бриттами, франками, саксами и их многочисленными вассалами».

«А мои оказались по-иудейски мудрее и прозорливее, – констатировал Когановский. – Чем драться и убивать зазря, свернули в дремучую чащу леса, пробрались топкими болотами, где и аборигенов-то никаких не водилось по причине особой суровости климата. Вокруг на сотни вёрст ни одной живой души. Оборёшься – противника не сыщешь. С кем сражаться-то было? Лёгкой жизни захотели, хитрецы», – с плохо скрываемой обидой проскрипел раздосадованный Когановский хорошо сохранившимися, отбеленными на прошлой неделе в «Дента Вита» зубами.

«Эх, трусливые предки! – посетовал он в очередной раз. – Не испугались бы, пошли напролом, помахали ещё мечами, покололи копьями, поборолись пару-другую сотен лет за будущее благополучие потомков, и жил бы я сейчас, к примеру, на Лазурном берегу, и ехать никуда не надо было бы».