Так не бывает, или Хрен знат

Я действительно думал: «Всё!» Но вместо ожидаемого небытия в коридоре залился звонок. Как ни странно, эта жизнь продолжалась. Память о будущем не умерла, хотя и вышли все сроки. Я почувствовал себя как заключённый в камере смертников, за которым опять не пришли.

А Бабке Филонихе как с гуся вода! Она по-хозяйски разгладила моё посвящение, свернула несколько раз, спрятала за обложку своего дневника и мстительно прошептала:

– Сам виноват!

Как хочешь, так её и понимай.

Надежда Ивановна первой покинула свой командирский пост, и класс с гомоном ломанул к дверям. Ох, как я завидовал пацанам! У них впереди беззаботное лето с купанием в речке, с пионерскими лагерями, игрой в футбол, в казанки и клюку. А у меня, как у той крепостной невесты на выданье, сплошная неразбериха.

– Ты домой? – осведомился Витёк.

– А куда же ещё?

– Пойдёшь пацана смотреть?

– К Раздабариным, что ли?

– Ага.

– Так похороны, наверное, завтра?

– Ну и что?

Ну и фишка у моего корефана! На край света готов бежать, лишь бы какого-нибудь покойника случайно не пропустить. Сашка Передереев, которого насмерть сбила машина, вообще учился в другой школе, жил в центре города, а наш Казия и там засветился.

– Тебе оно на фига? – прямо спросил я. – По мне, так была лахва среди плачущих тёток толкаться!

– Как на фига? – удивился Витёк. – Сегодня пришёл, значит, завтра никто не выгонит. А после похорон для всех накрывают столы. Жратва там всегда вкусная и конхветы дают. Ты что, конхветы не любишь?

И тут до меня дошло, что мой корефан элементарно недоедает.

Вспомнилось, как в третьем-четвёртом классе, когда мы учились в филиале на улице Горького, он, по пути домой, всегда заходил к кому-нибудь из одноклассников, чтоб попросить кусок хлеба. Чаще всего это был Рубен, мой будущий кум. И хлеб Казия называл как-то чудно:

– Рубен, дай мандра!

Кум, кстати, никогда не отказывал. «Мандра» у него была с маслом и куском докторской колбасы. Не сказать, чтобы они с мамкой жили очень зажиточно. Рубен, как и я, донашивал штаны с заплатками на корме. А вот насчёт жратвы, это да. Тётя Шура работала буфетчицей в забегаловке, за старым мостом, под которым поймали Лепёху. Была у неё возможность, сидела на дефиците.

Я не стал осуждать Витька. В конце концов, виноват не он, а родители, у которых за текучкой и пьянкой руки не всегда доходили до младшего сына. А он вообще-то был пацаном с задатками, только безвольным, ведомым по жизни, без крепкого внутреннего стержня. Если что-то не получалось нахрапом, Григорьев всегда пасовал и пускал дело на самотёк. Мир его увлечений был слишком уж узок: астрономия, да с недавних пор математика.

Так мы и дотелепали до моего дома. Витёк всю дорогу перебрасывал с плеча на плечо свою железнодорожную сумку да хвастался своими успехами в «арихметике», потому как вчерашнюю контрольную он умудрился написать на отлично. В целом за год у него всё равно получился трояк, но зато по итогам последней четверти Нина Ивановна поставила ему хорошо.

Вот честное слово, я был рад за товарища, но одной радостью голодного не накормишь. Что сейчас можно для него сделать? К столу пригласить? Мои старики возражать не будут, да только Григорьев всё равно не зайдёт. В последнее время он стал каким-то болезненно гордым и щепетильным. Наверное, где-нибудь получился облом, и вместо куска хлеба его откровенно унизили. Никогда на моей памяти Витька больше ничего не просил. Даже опохмелиться.

– Может, заскочим ко мне, похаваем чё-нибудь? – предложил я на всякий случай.

– Некогда мне, – ожидаемо отказался Витёк, – надо ещё портфель домой занести.

– Что ж ты мимо кладки попёрся, забыл свернуть?

– Да не! Тут Юрий Иванович просил тебе передать… – Григорьев поставил на землю свою многострадальную сумку, достал из неё насадку для чистки веников и протянул мне. – Ну ладно, пока! – Даже не выслушав слов благодарности, Витёк повернулся ко мне спиной и почесал по дорожной пыли своим непредсказуемым степом.

Я долго смотрел ему вслед и мысленно материл нашего трудовика. Вот куркуль! За такую наводку мог бы добавить и двигатель! Сколько же с этого дела он выкружит магарычей?!

Дед ещё спал. Восстанавливал силы после ночной смены. Дорого же ему обошёлся последний поход на рынок! Бабушка суетилась на огороде, заглядывала под каждый куст и плакала в голос, а Прасковья Акимовна ей помогала что-то искать.

– Внучок! – обрадовались они. – Ну-ка, ты посмотри! У тебя глаза молодые.

– Да что у вас тут случилось?

– Ой, горе, – всхлипнула бабушка, – серебряное колечко моё куда-то запропастилось! Рвала бурьяны в огороде, таскала на островок, чтобы спалить, когда высохнут. Глядь, а его нет!

Это кольцо я помню – узкое, обручальное, неснимаемое. Бабушка очень переживала, когда потеряла его и в прошлой моей жизни. Дело было, когда я учился в седьмом или восьмом классе. Пропажа отыскалась сравнительно быстро. Как и тогда, колечко валялось на островке, в куче сорной травы. Вот такие гримасы времени. Какие-то факты всплывают, повторяются, но в неточностях и как-то вразброс. Особенно это касается всего, что происходит в нашей семье.