Так не бывает (СИ)

— Пока жива… – шёпотом добавил он, страшась собственных слов.

Доктор ничего не услышал, а остановился у массивной стеклянной двери без каких-либо отличительных надписей. Обычная дверь в очередной больничный блок.

Рыков вставил в замок электронный ключ; вспыхнула зелёная лампочка, и дверь открылась, впуская посетителей.

И они снова оказались в длинном коридоре, освещаемом бледно-голубыми лампами. Док вёл Алекса мимо отдельных боксов, где на грани жизни и смерти балансировали подопытные, по одну сторону и «комнат ожидания» по другую. Из этого блока было два пути – обратно в лаборатории или в крематорий. На свободу отсюда не возвращался никто. Ничего не изменилось за десять лет. Не изменилось и не забылось.

Он тяжело выдохнул, когда Док в очередной раз остановился напротив стеклянной двери, но теперь в «комнату ожидания».

— У тебя пять минут, – бросил Рыков и скрылся в одном из боксов.

Алекс подошёл к двери и, не глядя в комнату, притулился лбом к холодному стеклу. Сердце бешено молотило в груди, ломая хрупкие рёбра, и гулким набатом ввинчиваясь в виски. Он знал – там, за этой полупрозрачной дверью, обхватив руками колени, на узкой больничной койке сидит Ирка.

И только он один был виноват в этом.

Руки непроизвольно сжались в кулаки – хрустнули пальцы. Не сдержавшись, стукнул кулаками в стену, и опустил голову, переводя дыхание. А из-под расстёгнутого воротника выскользнула тонкая витая цепочка, на которой мелодично позвякивали два обручальных кольца. Новый талисман вместо прежних армейских жетонов. Двумя пальцами привычным жестом он подхватил цепочку, и на широкую ладонь упало тоненькое обручальное колечко (своё он пропустил между пальцами), снятое с любимого безымянного пальчика. После того, как Рыков рассказал, что Ирме не становится лучше, что с каждым днём она впадает в ещё большую депрессию, Алекс решил встряхнуть её. Он почему-то был уверен, что отобрав у неё кольцо, она начнёт бороться. И не ошибся. Алекс улыбнулся, вспоминая её холодные руки и взрослые, но такие напуганные глаза цвета молочного шоколада. Его любимые глаза.

— Я вытащу тебя отсюда, – процедил он, сжимая кольцо. — Я отомщу.

Он закинул цепочку за воротник и, выдохнув, поднял глаза.

Через матовое стекло на него смотрели глубокие шоколадные глаза Ирки. В них отражалось столько неприкрытой боли и отчаяния, что в его сердце вонзилась сотня острых кинжалов. А она не сводила с него глаз.

Неужели видит? Чувствует?

Зря он пришёл. Он расстроено покачал головой. Поддался чувствам. Но ничего. Он провёл ладонью по стеклу, пытаясь дотянуться до её растрёпанных волос – как раньше, в той прошлой жизни, когда они ещё были вместе. Через два дня он вытащит её отсюда и всё наладится. Иначе быть не могло. Они уже проходили это. Выдержат и снова. И она будет счастливой. На этот раз стопроцентно. Алекс уже позаботился об этом.

— Потерпи, девочка моя. Ещё чуть-чуть… – шептал он, гладя её волосы. — Просто потерпи…

Кто-то осторожно касается его плеча. Он вздрагивает и резко отрывает руку.

— Пора, – твёрдый голос Дока за спиной.

Он кивает.

— Я люблю тебя, девочка.

Шепчет он на прощание, покидая мрачный коридор, пропахший болью и смертью.

А на бледную щеку Ирмы падает одинокая слеза…

…Адвокат Олеся Михайловна Лилина сидела за столом в своём офисе и нервно курила.

Гибель брата сильно подкосила уверенную и самодостаточную женщину. Клиенты в панике, а конкуренты в восторге. Ещё бы! На её счету не было ни одного проигранного дела. До сегодня. Сегодня она проигрывала по всем фронтам. И в суде, и в жизни.

Она не могла думать о работе, когда в голове засел лишь один вопрос: как помочь Мари?

Олеся никак не могла взять в толк, почему Мари в ту роковую ночь не было дома? Где она была? И где она теперь? Олеся подозревала, что Марина спрятала дочь. Но где? Где можно спрятать человека, чтобы его не нашли? Только в месте, куда никто не посмеет сунуться. Таким был Детский больничный комплекс, которым руководил отец Марины. Но десять лет назад Леся вместе с Игнатом Крушининым решилась пойти против влиятельных чиновников, «крышующих» больницу, где было нормой уродовать детей. Где без ведома женщин подсаживали им искусственно созданные и оплодотворённые яйцеклетки с «избирательным генетическим кодом», как говорили на следствии эти «светила медицины». Прокуратура многое смогла благодаря Алексу. Многих посадили и спасли тоже многих. Комплекса больше не существовало, как и его руководителя. Академику Нежину тогда удалось скрыться от правосудия, но Божья кара его всё равно настигла, как бы пафосно это ни звучало. Он умер в какой-то европейской стране. Леся уже и не помнила, как и причины его столь неожиданной кончины. Версий ходило много: от мести пострадавших в его экспериментах до самоубийства. Но так ли важна причина, когда речь идёт о бездушном мучителе и убийце, прикрывающемся благими намерениями?