Так обладает ужасное чудовище...

Девушки, конечно, все равно не сдавались и на переменах окружали Грина. Чтобы хоть немного поговорить с ним даже готовили список вопросов по лекции. Изначально меня это злило, ведь, пару раз попытавшись поговорить с ним по теме предмета, я так и не смогла этого сделать. Девушки просто преградили путь к нему, обступив преподавателя подобно стене.

Но позже моя злость испарилась. Даже несмотря на то, что у этих девушек изначальной целью было лишь желание поговорить с Грином, из-за установленных им правил, им приходилось для этого углубляться в учебу. Конечно, стимул у них странный, но он работал в том плане, что предмет, который вел Грин, они знали превосходно.

Не прошло и пяти минут, как в аудиторию зашли все наши одногруппники. Их было слышно еще в коридоре, но заходя в дверь они резко замолчали и расселись по своим местам. Только Милинг со своими подружками заняла не привычную заднюю парту. Они разместились позади меня и Крейга.

- Верховная Светлость, я бы хотела извиниться, - прошептала Милинг очень тихо, наклоняясь ко мне. А мне резко захотелось отстраниться. Эта девушка в моем представлении состояла из грязи и находиться рядом с ней было более чем неприятно. – Мои слова по отношению к вам были непозволительными. Обычно я так себя не веду. Так получилось, что по отношению ко мне возникло давление и я была вынуждена… Мне бы хотелось все это объяснить.

- Сейчас идет лекция, госпожа Милинг. Вы мешаете, - я наклонилась вперед, переписывая то, что видела на доске. Вчера я оставила свой рюкзак в столовой. Крейг забрал его и сегодня привез во дворец. Минусом было лишь то, что я не смогла нормально собраться в университет и писала в той тетради, которая была, а не в той, в которой нужно.

- Вы выслушаете меня на перемене?

- Нет. Но если вы хотите высказаться и объясниться, в суде вам дадут возможность это сделать.

- В суде?.. Меня вызовут в суд?..

- Вы в этом сомневаетесь?

- За что? Верховная Светлость, по отношению к вам я вела себя непозволительно, но я не делала ничего противозаконного.

- Даже когда намеревались вывезти меня в лес, раздеть и до утра оставить привязанной к дереву?

- Откуда вы?.. Кто вам это рассказал? Дин? Это он все спланировал и предложил, но мы бы до этого не дошли. Все это лишь пустые разговоры.

- Госпожа Милинг, мне бесполезно лгать, но каждую вашу ложь я запоминаю. Она может и даже будет использована вам во вред. Вы должны понимать, что и кому говорите.

Я услышала, как она издала судорожный выдох.

- Как я могу исправиться?

- Меру вашего наказания назначит суд.

- На… наказания?

- Судя по всему, вы до сих пор не понимаете насколько все серьезно.

- Я не считаю, что сделала нечто такое за, что меня нужно судить.

- Если бы вы оказались на месте вашей одногруппницы, которая из-за вас не ходит в университет, возможно, считали бы иначе.

В этом «возможно» было слишком много всего. Я честно сомневалась, что Милинг может признать свою вину. Особенно сейчас, когда за нее нужно платить.

- Я принесу ей свои извинения и помогу адаптироваться в университете, - быстро сказала она. На это я ничего не ответила. Милинг еще что-то говорила, но в итоге господин Грин, который явно видел ее отвлеченность от лекции, очень строго сказал девушке сосредоточиться на учебе, а не на разговорах.

Следующая перемена была очень значимой. Во многих смыслах она являлась подобна взрыву.

Люди правосудия начали отправлять по домам знати приказы явиться в суд. Естественно, те, кто получил эти письма, тут же звонили своим детям, на имя которых был выписан приказ, а те, в свою очередь, в этот момент находясь в университете, начинали поднимать панику.

Первым известие о суде получил «вожак» третьей группы и это тут же разнеслось по университету. Я издалека видела, что спустя время позвонили и Милинг. То, как она до дрожи сжимала телефон и время от времени отводила его от уха. Словно на нее кричали. И при этом она выглядела так, словно вот-вот расплачется.

В это время я пряталась, но лишь по той причине, что хотела со стороны понаблюдать за тем, что происходило. И я заметила еще одну особенность. «Вожаки» уже теперь не просто нервничали. Они были в ужасе. Но вот среди остальных студентов царило подобие расслабленности.

Они считали, что наказанными будут лишь «вожаки», но, когда известие о приказе явиться в суд пришло Емеру Ту, второкурснику, который не только не был вожаком, но и вообще находился лишь в середине иерархии своей группы, поднялась та паника, которая была подобна цунами.

Что же я улавливала смотря на студентов? Наверное, отсутствие в этих людях уверенности. Паника. Страх. Они понимали, что суд может затронуть каждого. Того, кто хотя бы частично был не чист.

Именно подобного мы добивались, но в тот же момент меня начал заботить иной вопрос. Если местная иерархия успела настолько сильно впитаться в студентов, возможно ли полностью исправить ситуацию? Мы же не можем исключить абсолютно всех. Большая часть учащихся останется. И гниль хоть и спрячется, но все же не испарится.