Так они погибают

— Беда с вами, частными ищейками, — пробормотал он, — вы все что-то раскапываете, пытаясь найти новый поворот там, где все совершенно ясно.

Глава тридцать вторая

Раскрылась внутренняя дверь, и полный мужчина без пиджака, в полосатой рубашке появился в проходе.

— Вас к телефону, — сказал он Каллагану. — Звонят из вашего учреждения. — У него была улыбка всеведущего владельца похоронного бюро.

— Спасибо, — сказал Каллаган, проходя мимо него в дверь. Толстяк в полосатой рубашке плавно поплыл, как бескрылая моль, к освещенному столу. Его блестящие черные башмаки скрипели на цементном полу.

— Так, — сказал он, обращаясь к покойнику, — вы не такой красивый, каким могли бы быть, не так ли? А когда доктор поработает над вами, то от красоты не останется и намека. Но мы вас приведем в порядок, даю слово. — Его голос тонул в тишине как сироп, изготовленный из хорошо очищенного сахара.

Я вышел на улицу, прикрыл дверь и закурил сигарету. Сигарета была наполовину выкурена, когда вновь появился Каллаган. У него блестели глаза и порозовели щеки.

— Что вы там делали? Пили бальзамирующую жидкость?

— Пришло сообщение по телетайпу из Лос-Анджелеса. Никому не говорите, я расскажу вам. — Я бы не смог заставить его не передавать мне это. — Они совершили облаву на шайку Доузера — агенты казначейства и люди окружного прокурора. Накрыли их с таким количеством героина, что хватило бы по порции всем жителям города.

— Кто-нибудь пострадал? — Я думал о Колтоне.

— Ни один человек. Они проникли туда тихо, как ягнята. И запомните: Тарантайн работал на корпорацию. Он был подставным лицом для Доузера и работал прямо здесь, в городе, на Арене. Вы искали какого-нибудь поворота, правда? Пожалуйста, вот он.

— Потрясающе, — произнеся.

В проезд въехала машина, завернула за угол здания и запарковалась за навесом. Из нее вылез мужчина с покатыми плечами, держа в руках медицинский саквояж.

— Извините, что так поздно, — сказал он Каллаган. — Роды проходили медленно. А потом я перехватил кое-что в порядке ужина.

— Клиент все еще ждет, — Он повернулся ко мне. — Это доктор Мак-Катчесон. Мистер Арчер.

— Сколько это займет времени? — спросил я доктора.

— В каком смысле?

— Ну, чтобы определить причину смерти.

— Час или два. Зависит от показаний. — Он вопросительно взглянул на Каллагана. — Насколько я понимаю, он утонул?

— Да, мы так думали. Хотя может быть и бандитское убийство.

— Посмотрите внимательно, не могла ли наступить смерть от чего-нибудь другого, — сказал я. — Надеюсь, вы ничего не имеете против того, что я вмешиваюсь в ваши дела.

Он отрицательно покачал своей взъерошенной седой головой.

— Как, например?

— Не знаю. Тупой предмет, наркотики, даже нулевая рана.

— Я всегда провожу тщательное исследование, — заявил Мак-Катчесон. На этом разговор закончился.

Я не стал брать машину, запаркованную перед моргом, и прошел пешком два квартала до главной улицы. Я проголодался, несмотря на неприятный запах, который, казалось, въелся в мою одежду — запах рыбы, водорослей и дезинфицированного тления. Несмотря даже на вопросы, которые возникали сами по оебе, как во внутренней викторине, и на личные комментарии к ней.

Каллаган посоветовал пойти в кафе, которое называлось «У Джорджа». Это был ресторан-бар для людей среднего возраста и достатка ниже среднего. На одной стороне зала располагался бар с поваром в белом колпаке, который занимался блюдами быстрого приготовления на газовой жаровне, установленной у окна на улицу. С другой стороны тянулись кабинки и ряд столиков, покрытых скатертями с красными квадратиками в центре каждого стола. Три или четыре вентилятора, прикрепленных к потолку, медленно вращались, перемешивая прокуренный воздух в общую серо-голубую массу. Все находившиеся в этом заведении, включая столпившихся у бара посетителей, выглядели так, словно не выходили отсюда сутки.

Как только я занял место в одной из свободных кабин, то почувствовал себя так же, как другие. Заведение обладало уютным качеством подземелья, как глубоко зарытая капсула, которая не подвержена воздействию времени, перемен и насилия. Приятные молодые и пожилые официанты в белых пиджачках передвигались быстро и четко, переняв эти навыки со времен печального десятилетия великой депрессии. Жареный картофель, который мне подали вместе с шипящим бифштексом, имел точно такой же вкус, что и картофельные чипсы в грязных бумажных кульках, которые я уплетал, когда ходил в среднюю школу в Окленде в 1920 году. Фотографии пейзажей, которые украшали стены, напомнили мне диораму, которую я видел в мансарде двоюродной бабушки моей матери. Шум и гам в баре звучал, как сама история.