Так они погибают

Когда мы выехали из города, иногда снижая скорость перед дорожным знаком «стоп», я спросил Кита, чем он занимается. Он ответил, что поменял много занятий — пел в хоре на концертах, когда был мальчиком, работал фотоманекенщиком для рекламных агентств, служил продавцом автомашин и яхт, был штурманом во время войны. Он этим гордился. После войны женился на богатой девушке, но семейная жизнь продолжалась недолго. В последнее время был актером на радио, но тоже недолго, потому что слишком много пил. Дэллинг откровенничал до такой степени, что это становилось непристойным. Отталкиваясь от предположения, что в любом случае он никому не понравится, Кит сказал, что решил просто быть самим собой. Ему нечего терять.

На автостраде он увеличил скорость до восьмидесяти миль в час или около этого и сконцентрировал внимание на движении, что прервало его монолог. Через какое-то время я спросил, куда мы едем.

— В любом случае, скоро окажемся в Мексике. — Он засмеялся. Конечно, когда-то я слышал такой деланный смех на радио. В повседневной жизни люди смеются не так.

— До нужного места остается всего несколько миль, — сказал он. — Называется оно Оазис. Кажется, мы еще не подъехали, но скоро будем там. Эта местность застраивается. Вам она нравится?

Я глядел на блеклую засушливую пустыню, которая проносилась мимо, изгибы кактусов и заросли серой полыни походили на движущиеся призраки.

— Это напоминает дно моря. Мне нравится морское дно, когда оно не залито водой, тогда интереснее.

— Странно, что вы сказали об этом. Калифорнийский залив в свое время доходил почти до этих мест.

Мы повернули направо, съехав с автострады, и покатили по асфальтовой дороге, на которой не было фонарей. Перед нами засветилось несколько огоньков, маленьких, затерявшихся в огромных просторах ночи. Дэллинг сказал, что это огни Оазиса.

Мы въехали в лабиринт гравиевых дорог, пересекающихся друг с другом, как на городских улицах, но проложенных на практически незаселенном пространстве. Горстка домов, разбросанных тут и там, уличные столбы с фонарями почти на всех перекрестках — вот что представлял собой Оазис. Он напомнил мне военный лагерь, который я наблюдал на стадии строительства далеко в западной части Тихого океана, тогда как его дивизии были отправлены на кровавые поля сражений.

— Что это, город-призрак?

— Он действительно выглядит почти таким, не правда ли? А на самом деле это полная противоположность города-призрака, это город, который рождается. Совсем новая стройка. Я устроился здесь в самом начале. Он растет очень быстро. Но чувствовалось, что его не очень-то радуют вложения в недвижимость.

Дэллинг сделал несколько поворотов, колеса шуршали и скользили по гравию. Я сохранял ориентировку, следя за высоким о I косом, который загораживал горизонт на юго-востоке. На самом краю этого миража он сбавил скорость до черепашьего хода.

— Вот мое бунгало, там впереди.

Впереди виднелся всего один дом — белая сборная коробка, как картонка от ботинок, с выдающимися по бокам навесами, один из которых с задней стороны был удлинен под гараж. В окнах фасада я увидел свет, который неярко пробивался сквозь опущенные венецианские шторы.

Я думал, мы остановимся и нанесем им визит. Но «бьюик» продолжал катиться вперед, к следующему перекрестку и дальше. Наконец он остановил машину у края дороги.

— Мне кажется… — произнес Дэллинг неуверенно, — Тарантайн знает меня, а вас не знает. Не будет ли стратегически более правильно, если вы пойдете к нему один? Конечно, я буду поблизости. Буду сидеть в машине и не выключать мотора, — его голос, хотя он и пытался придать ему уверенную тональность, звучал довольно мрачно.

Если Дэллинг обладал нормальным запасом мужества, он, вероятно, израсходовал его там, в баре «Лариат». Мне было немного жаль его.

— Как хотите, Дэллинг.

— В конце концов, — продолжал он, — вас наняли разыскать Гэлли Лоуренс, ведь так? Я по мере сил стараюсь вам помочь. А если Тарантайн узнает, что я его выдал, можете представить, что случится со мной…

В чем-то он был прав. Если бы у меня было столько же здравого смысла и столько же «мужества», я мог бы остаться в машине и продолжать расспрашивать Дэллинга. В его рассказе было слабое место, соответствовавшее слабости в его коленках. Но единственно реальным и определенным был его страх. Он висел над ним, как липкая зараза. Именно страх Дэллинга, а может быть, и моя реакция на это превратили меня в безрассудного храбреца. Это да еще виски, которым я набрался во время «интервью» в баре. Я, возможно, поступил бы иначе, не будь этого ослабевающего хмельного свечения внутри меня. Я мог бы даже спасти чью-то жизнь, а то и две, если бы продолжал работать лишь с Дэллингом.

Но я возомнил о себе как о супергерое:

— Не становись мне поперек дороги, не то попорчу гебе физиономию. Или лишу популярности.

Невидимые крючки вновь растянули краешки его губ.

— Не беспокойтесь. Он выключил фары. — Я действительно очень вам признателен за такое отношение. Хочу сказать… — Он умолк, окончательно решив занять выжидательную позицию.