Сережа молчал, глядя в стол. Мысли его были далеко. Он думал о Казимировне, о том, что испортил ее жизнь. Казимировна могла бы выйти замуж за директора школы и жила бы спокойно, имела детей и внуков. Но тогда, в свои пятнадцать лет, Сережа всех ставил на уши – семью и школу.
Он любил, страдал, даже травился и попал в больницу. Его хотели перевести в психушку, поскольку суицид – признак психической болезни, но мать побежала к Казимировне, и они вместе побежали к главврачу. Врач проникся, отдал Сережу домой. Казимировна навещала его, выслушивала, держала за руку, и все кончилось тем, что он внушил ей ответное чувство. Температура кипения страстей оказалась как на солнце – кипящая лава с протуберанцами. В сравнении с этой силой чувства любовь сорокалетнего директора школы – как двухрожковая люстра. Никакого тепла и минимум света.
Все это сумасшествие продолжалось три года. А когда Сережа стал совершеннолетним, Казимировна рискнула узаконить отношения, хотя все отговаривали. Убеждали, что десять лет разницы когда-нибудь да вылезут. Но Казимировна доверилась судьбе и Сереже. А теперь, когда Сережа стал для нее ВСЕМ, – он, как мартовский кот, сидит у молодой любовницы, торгашки, и пьет кофе с калорийными булочками.
Не ходить к Наташе Сережа не мог. Тянуло. Говорить с ней особенно не о чем, но ведь можно и не говорить. Просто чувствовать – и все. Как собака. Собаки ведь не разговаривают. И вполне счастливы. Люди переоценивают значение интеллекта.
Сережа замкнулся. Смотрел в одну точку.
– Ты чего? – обеспокоенно спросила Наташа.
– У меня такое чувство, будто я хочу перешагнуть пропасть в два приема. Нога зависла над пустотой.
– Достану, достану, завтра же и договорюсь, – пообещала Наташа.
Она помогала Сереже откупиться от Казимировны.
С одной стороны: обидно обслуживать соперницу. Получается, Казимировне всё – и Сережа, и кухня. А Наташе только вторник и пятница с шести до восьми, и то втайне, по-воровски, чтобы никто не знал. Но с другой стороны, Сережа каждый день будет заходить на новую кухню и каждый раз в мозгу зажжется благодарность. Добро высекает добро. Только дураки этого не понимают.
На другой день Наташа пошла к завскладу Парфенову и выписала чешскую кухню. Синих панелей не было, только желтые. Но тоже очень красиво. Даже лучше. Больше света.
Наташа уплатила свои деньги. Взяла чек, чтобы Казимировна не сомневалась. А то еще подумает, что на ней наживаются. Про работников торговли все так и думают. Кстати, десять процентов сверху – это не нажива, а процент. За что? За то, что Казимировна не стояла в очереди, а получила в обход и по блату и с доставкой на дом. Наташе положен процент, и она бы содрала его, но между ней и Казимировной – Сережа. И если Наташа крадет Сережу, значит, она тоже должна Казимировне. Так что они – в расчете.
Наташа позвонила Сереже на работу, сказала:
– Кухня оплачена. Можешь забирать.
– А как забирать? – спросил Сережа.
– Найми грузовик и вывези. Лучше это сделать сегодня.
– А где я возьму грузовик? – удивился Сережа.
– На улице. Выйди и поймай.
– Я не могу уйти с работы.
– Пусть Казимировна вывезет. Запиши адрес.
– Чей? – не понял Сережа.
– Склада.
Сережа расстроенно замолчал. Наташа умела различать все оттенки его молчания.
– А ты не могла бы привезти? – осторожно спросил Сережа.
– К тебе домой? – удивилась Наташа.
– Ну да… Казимировна внизу встретит.
– Ты уверен, что мы должны познакомиться?
– При чем тут познакомиться? Она тебя не знает. Ей и в голову ничего не придет…
Действительно, Казимировна ее не знает. Пока. Даст бог, узнает когда-нибудь. А пока что интересно заглянуть жертве в лицо: какая она, Казимировна…
– Давай адрес, – согласилась Наташа. – Я привезу.
– Во сколько? – уточнил Сережа.
– Давай в два, – сориентировалась Наташа.
– Спасибо. – Сережа продиктовал адрес. Положил трубку. Наташа посмотрела на часы. Двенадцать. До двух надо было договориться с грузчиками, погрузиться и доехать по адресу.
Свободных грузчиков не оказалось. Рабочий день начинался в девять, все разъехались по точкам.
Наташа нашла левый грузовик. Шофер, азербайджанец Бабир, заломил двойную цену, но потом сбавил половину. Наташа могла бы не ехать к Казимировне, просто послать шофера по адресу, но она боялась, что Бабир угонит кухню в другую сторону, – и с концами. Потом его ищи-свищи.
Такое бывало сплошь и рядом. В рабочей среде все моральные ценности растворились в водке, и это понятно: когда выпьешь, становится весело, все вокруг приобретает смысл и краски.
Бабир нашел двух неопохмелившихся мужичков, и они за бутылку с энтузиазмом погрузили кухню в грузовик. Ехать по адресу отказались, согласились только на погрузку. Видимо, им не терпелось выпить, горели трубы. Организм жаждал влаги, как пересохшая почва жаждет целительного дождя.
Казимировна стояла в подъезде, и даже издалека было видно: злилась. Буквально потемнела от злости.
Дело в том, что Наташа опаздывала. Немного, на час. Но стоять час в холодном подъезде тоже мало радости.