Так получается…

Нельзя сказать, чтобы этот ребенок был ущемлен родителями в каких-то удовольствиях. Игрушки у него имелись, пусть немудреные и немногочисленные. К тому же, сверстники его поколения особо в них не нуждались. Рогатки, луки, самодельные деревянные финки и сабли, свинцовые биты для игры в чику и много еще чего другого из мальчишеского снаряжения делало покупные игрушки совершенно невостребованными. При посещении различных торговых точек ему всегда преподносились мороженое, вожделенный для ребенка того времени газированный морс, пирожки или сласти. В общем-то, он не ощущал необходимости в деньгах для каких-то своих надобностей. Что его подвигло на их умыкание – он никогда так и не смог понять. Деньги в доме не прятались. Просто, однажды он увидел, как они достаются из ящика комода. Дождавшись момента, когда его никто не мог заметить, он вытянул десятку (послевоенные купюры были большого размера) и молниеносно спровадил ее в трусы. В его голове, очевидно, было понятие, что много или все брать нельзя – будет замечено, да и оценивалось такое все-таки как непозволительное. Тихонечко удалился из комнаты и прошмыгнул на улицу. У него не возникало никаких мыслей по использованию денег, но он соображал, что их надо спрятать до поры до времени. Во дворе была куча строительного мусора и бревен. Малыш сел на одно из бревен и восседал на нем, пока двор не опустел. Ни за обедом, ни во время ужина на пропажу не было никакой родительской реакции. В сумерках он расположился недалеко от своего тайника, не собираясь доставать или перепрятывать свою добычу. Как известно – преступника тянет на место преступления… к дуплу уверенно подошел отец, демонстративно забрал червонец и ушел домой. Ребенок был сражен наповал не тем, что уплыли украденные денежки, а почти мгновенной раскрываемостью его жульничества. Понимая неминуемость наказания и бессмысленность его оттягивания, он вскоре отправился домой и с внутренней тревогой переступил порог… вообще никаких намеков и реакции на случившееся!!! Однако ящик комода открыт, а деньги на виду… они же все знают!? Нервишки сдали, малыш, потрясенный, расплакался, он понял неординарность произошедшего, осознал, что причинил какое-то неудобство родителям. Его стали успокаивать, не выясняя причину слез. Почти рыдающий, он оказался в объятьях мамы, мальчишеская душа перенесла очень сильное душевное напряжение. Наш юный воришка многого тогда не уразумел, но, скорее всего, оценил степень поступка своих родителей и понял, что никогда в жизни не должен причинять им никаких неприятностей. А их метод вернулся к нему, когда его семилетний сын таким же образом увел из его стола десятидолларовую бумажку. Правда, в отличие от нашего героя он ее тут же, в магазине соседнего подъезда, спустил со сверстниками на жвачку, чупа-чупсы и кока-колу. Современные соблазны и запросы никоим образом не сравнимы с тогдашними – послевоенными. Может быть, ему надо было самоутвердиться в глазах дворовой братии, хотя он и не числился среди них в числе последних. Само это событие на улице уже произвело определенный эффект среди участников дармовой трапезы, и разубеждать его значимость и влияние было бы напрасной тратой слов. Отец, как бы невзначай заметив, что подлизыванием и дешевыми угощениями нельзя поднять свой авторитет, в тот же день на глазах сына умышленно закрыл на замок ящики своего рабочего стола, тем самым показав, что ему все известно, а решение вопросов или проблем сына таким неверным способом закрыто. Такие или похожие поступки маленьких человечков могут быть вызваны стремлением к своей свободе от родительской опеки, отстаиванием своих прав и стремлением самоутвердиться. Ребенок, подчас не задумываясь, берет или использует чужое просто-напросто потому, что взять (или уступить соблазну) легче, чем не взять.

Наш отрок проживал свое детство преимущественно в небольших поселках или военных гарнизонах. Все удобства располагались, как правило, на улице или, в лучшем случае, в одном из концов длинного барачного коридора. Бани работали только в субботу и воскресенье, поэтому детей мыли дома в цинковых корытах. Мужичок взрослел, и в один прекрасный день воспротивился такому очищению его бренного тела. Этот маленький бунт сопровождался бурными возгласами в адрес ничего не понимающей матери, переворачиванием корыта с водой. А логическим его продолжением была летящая к бунтующей заднице петля широкого кожаного офицерского ремня, которая в мгновение ока была перехвачена руками бузотера мертвой хваткой. Отец, наблюдавший за этими баталиями, коротко бросил: «Оставь!» и поманил жену к себе. Он понял причину сыновнего бунта – стеснение и нежелание показывать матери (женщине) появившийся во вполне определенном месте первый пушок.