Так поступают только девочки

Сначала девчонки дружно водили ребят в кино или просто погулять, и те выскакивали абы куда, только из казармы. Потом первый порыв энтузиазма остыл. Те, которые «она меня за муки полюбила», по-прежнему каждый день после работы исчезали. «Мальчик страдает, когда он взаперти». А остальные?

Отказаться от просьбы вывести на свободу было непросто, особенно после красивых слов, недостатка в которых за прошедшие полгода не было. Но роль бесплатного экскурсовода без надежд на дальнейшие личные отношения дивидендов не приносила. Про себя одни девчонки философствовали о «диктатуре слабого», а другие с издевкой называли ребят «братья наши меньшие».

Да и у меньших братьев возникли проблемы. Одним надоело нытье: «Петь, может, в кино сходим», и они выказывали трогательную привязанность к вечерам в казарме. Другие начали понимать, что беззастенчиво использовать девчонок просто бессовестно.

Выход был найден просто. Сообразили, что главное – это вывести из казармы, а дальше на твой риск и страх: «Иди на все четыре стороны, только, смотри, патрулю не попадайся». И все сходило.

В фойе Леша больше не появлялся. Мама сама пришла к нему в лабораторию и как можно более строгим голосом сказала:

– Алексей, пойдем выйдем.

Вышли.

– Мое предложение остается в силе, – заявила она. – Я готова тебя сопровождать, куда ты захочешь. И буду ждать тебя, сколько скажешь. Будешь ты чувствовать себя Джульбарсом – твое дело. Только Джульбарс не командует хозяйке, куда его вести. Но ладно. Тебя не переубедишь. Главное, зачем я пришла, – это сказать тебе, чтобы ты не надеялся, что я буду выводить тебя на улицу, а ты будешь смываться на все четыре стороны.

– Не доверяете, товарищ младший лейтенант?

– Не «не доверяю», а уважаю. Я тебя уважаю и не потерплю, чтобы с тобой случилась какая-нибудь неприятность. Ты боишься гауптвахты. Да так, что в прошлый раз чуть не разревелся. Поэтому: куда хочешь, поедем, только ни на шаг от меня. Тут тебе и Джульбарс, и мальчик у маминой юбки. Другого не будет. И ни одна девчонка тебе не поможет. Ты любишь говорить о равноправии. Пожалуйста. Будет тебе равноправие. Ты ни с кем кроме меня в город не пойдешь, и я в город никого кроме тебя не поведу. А не хочешь выходить в город, сиди в казарме, здоровенький и совершенно не униженный. В казарме нас, таких мерзавок, которым больше нечем заняться, как приказывать тебе менять правый сапог на левый. Понял?

– Понял, Лилия Михайловна. Учту.

– А что касается ребят, которые бегают без нас, они рано или поздно нарвутся. Тебе это надо?

– Никак нет, Лилия Михайловна, не надо.

– И мне тоже.

Она повернулась и ушла. Вот так.

* * *

Мама как в воду смотрела. Через несколько дней после этого разговора разразился скандал.

Была у них девчонка такая Люба Ермакова. Типичная курица. Разжалобить ее было пару пустяков. Этим пользовались. Она выводила ребят на улицу, те махали ей ручками.

Однажды приходит она утром, а у проходной ее ждут.

– ЧП! Матвей вчера не вернулся.

Матвей – это Гриша Матвеев, нагловатый пижон, у которого все однокурсницы были «милочки» и «крошечки». Люба Ермакова отказать ему не могла и выводила на улицу чуть ли не каждый день.

И вот он не вернулся.

Трусиха Любка сразу начала трястись. Девчонки отправили ее в штаб. Там быстро разобрались. Позвонили в комендатуру, узнали, Матвеев там.

– Поедешь в комендатуру, заберешь Матвеева и привезешь сюда, – приказали Ермаковой.

Объяснили, что надо делать.

– Тебе его представят для выяснения обстоятельств задержания. Ты с ним побеседуешь. Потом они дадут тебе их бумагу, и, что бы они говорили, ты там напишешь: «Рядовой Матвеев вел себя недисциплинированно, за что считаю целесообразным наложить на него следующие санкции: три недели лишения увольнений в город». Они будут заставлять тебя написать «арест», но ты пиши только это, иначе его отправят на гауптвахту, а нам пришлют представление. После этого никому из ваших ребят не разрешим выходить в город в сопровождении офицеров.

Люба моргала глазами, тряслась от страха. Так разнервничалась, что толком повторить не могла. Другую посылать было нельзя, так как Матвеев наверняка сказал, что его должна была сопровождать именно она. Позвали Лену Карпову:

– Поедешь с ней.

И объяснили, что надо делать.

Они поехали.

Вернулись часа через три: Лена, Люба и горемыка Матвей.

Люба и Матвей поплелись в штаб, Лена в лабораторный корпус. Поднялась на второй этаж. Ее окружили.

– Расскажу только девчонкам.

– Все равно все потом узнают.

– Пусть Матвей сам расскажет, я не могу.

Начали уговаривать. Уговорили.

– Ладно. Слушайте. Приехали мы в комендатуру. Быстро нашли нужный кабинет. Там посмотрели Любкины документы, сказали, что она должна допросить Матвеева, выяснить, что произошло, и в случае необходимости принять меры, то есть наложить санкции. Словом, все как говорили в штабе.

Нас отправили в комнату 25 на втором этаже. Там сидели два офицера. В углу – стол со стулом. Любке объяснили:

– Садитесь за этот стол. Сейчас приведут задержанного, он вам доложит, что произошло, и вы примете решение.