Так произошло

Синдер вновь двигалась уверенно, словно бы это место специально построили только для того, чтобы Синдер могла пройтись по нему, шаг за шагом оставляя свою отметину на своем окружении — будто бы разрешая каждым шагом ее дороге продолжать быть ее дорогой — хотя Джонатан с легкой улыбкой мог заметить, что Синдер перебирала ногами чуть быстрее, а ее шаг был чуть более пружинящим, чем обычно — недостаточно для того, чтобы быть заметным для стороннего наблюдателя, но достаточно для того, чтобы Джонатан нашел причину улыбнуться в этот момент.

Она все еще такой ребенок…

Если бы только у нас были еще причины улыбаться в этот момент…

Джонатан почувствовал, как его улыбка угасает… Прежде чем неожиданно ответить.

Не порть момент.

Приятное чувство внутри груди Джонатана, пропавшее на мгновение, вернулось с новой силой, позволив тому ощутить, как в комнате становится чуть теплее и светлее.

Джонатан устроился удобнее на своем месте, откинув голову на спинку дивана, глядя в потолок.

Ну вот, проблема с Синдер решена. Путь выбран — осталось лишь пройти по нему.

Вниз или вверх?

Узнаем в конце.

Джонатан конечно же знал о чувствах Синдер, о ее планах, о ее состоянии. Не с самого начала, но когда Синдер впервые начала взрослеть и в ее гардеробе начали появляться лифчики — а через какое-то время и кружевное белье — Джонатан понял, что Синдер не была просто ребенком. Она была девушкой — с особенным мировосприятием.

Возможно тогда Джонатан еще мог попытаться что-то сделать с ее начавшим переходить из семейной в романтическую любовь увлечением — маловероятно, что это бы сработало, но он мог бы попытаться. Но тогда он, увлеченный мировыми событиями, стараясь не задумываться об этих делах, не смог разглядеть подобного устремления в Синдер…

Или не захотел?

А может быть и не захотел.

Синдер росла, короткий временной промежуток ее гормональных перегрузок прошел — и к моменту, когда Джонатан впервые смог признаться себе в том, что Синдер рассматривала его и с романтической точки зрения — момент оказался упущен. Вместо возможности все изменить оставался лишь один выбор — что делать с этим исходом?

Самым понятным и простым вариантом, пожалуй, было бы не обращать внимания на Синдер — или, может быть, просто отказать ей — может быть даже, для демонстрации серьезности его намерений, найти кого-то, кто занял бы место рядом с ним…

Но простые варианты — не наш путь. Не так ли, Джонатан?

Уйдут годы на то, чтобы принять случившееся — не только на уровне разума и осознания факта, но и на уровне чуть более глубоком, чем рациональное понимание — социальные и политические последствия тоже будут немалыми. Джонатану предстояла долгая и утомительная битва…

Еще одна в списке.

Джонатан прикрыл глаза, приходя к моменту финального осознания.

Джонатан Гудман бы так не решил.

Но Джонатан Гудман решил именно так.

Парадокс, не правда ли?

Парадоксы и логические противоречия — это то, чем я предпочитаю описывать свою жизнь.

И как бы ты описал текущую ситуацию?

Я — тот, кто поступил так — есть Джонатан Гудман, и Джонатан Гудман, что никогда бы не поступил так, тоже есть я. Точнее…

Был тобой.

Именно так. Никакого парадокса нет. Джонатан Гудман, который существовал когда-то, был мной — и я был им. Ныне Джонатан Гудман все еще я, я все еще Джонатан Гудман. Но Джонатан Гудман прошлого и настоящего — разные Джонатаны Гудманы.

Все засыпают одним человеком, а просыпаются иным. Если сон происходит без сновидений — как нам дано знать однозначно, что мы все еще те же самые люди, что засыпали?

Мы просто знаем.

Просто? И все? Никакой философской подоплеки?

Каждая теория строится на аксиоматическом предположении. Я есть я, потому, что я не могу быть чем-то иным, кроме чем самим собой. Некоторые вещи…

Являются вещью в себе.