Так шли мы к победе

Почти все наступательные действия на западном направлении весной 1943 года носили отпечаток торопливости, спешки. Тогда у всех нас были еще свежи достигнутые под Сталинградом блестящие победы Красной Армии, положившие начало массовому изгнанию фашистских оккупантов с советской земли. В той обстановке многим казалось, что моральный дух врага надломлен и если не дать ему опомниться, непрерывно наносить удары на все новых и новых направлениях, то он вскоре будет окончательно сокрушен. К сожалению, даже у некоторых командующих войсками фронтов появилось такое ошибочное убеждение и настойчивое желание поскорее добиться успехов, подобных сталинградскому триумфу.

Не случайно в своем приказе № 95 от 23 февраля 1943 года Верховный Главнокомандующий отмечал, что, хотя наши победы очень велики, «из этого не следует, что с гитлеровской армией покончено и Красной Армии остается лишь преследовать ее до западных границ страны…

Думать так — значит переоценивать свои силы, недооценить силы противника и впасть в авантюризм. Враг потерпел поражение, но он еще не побежден. Немецко-фашистская армия переживает кризис ввиду полученных от Красной Армии ударов, но это еще не значит, что она не может оправиться. Борьба с немецко-фашистскими захватчиками еще не кончена, она только развертывается и разгорается. Глупо было бы полагать, что немцы покинут без боя хотя бы километр нашей земли».[52]

Активные действия советских войск в феврале в районе Жиздры, юго-западнее Орла и Севска вынудили немецкое командование спешно усиливать свою орловскую группировку. Свободных резервов у него не было. Тогда оно приняло окончательное решение о полном выводе своих войск из ржевско-вяземского плацдарма. Таким образом, если наше наступление не повлекло за собой больших результатов, то оно внесло определенный вклад в ликвидацию этого плацдарма, который Гитлер и его ближайшие военные советники долгое время не без основания считали трамплином для броска на Москву. Именно с этого момента захватчикам пришлось навсегда расстаться с мечтой об овладении советской столицей. Ликвидация ржевско-вяземского плацдарма улучшила положение Красной Армии на важнейшем стратегическом направлении, так как враг отошел на 130–160 километров, а линия фронта сократилась на 300 километров. Ставка вывела в резерв две армии и танковый корпус. Для наших войск открылась дорога на Смоленск и далее на запад.

Однако всем, кому довелось в составе 16-й армии Западного фронта и главных сил Брянского и Центрального фронтов сражаться против орловского плацдарма врага, пришлось убедиться, что их героическая борьба с врагом не полиостью достигла цели. Тем не менее самоотверженность воинов армии была высоко оценена Верховным Главнокомандующим — 16-я была вскоре преобразована в гвардейскую.

В то время когда мы пытались ликвидировать орловский плацдарм врага, у гитлеровского командования, как выяснилось в дальнейшем, созрел план срезать Курский выступ наших войск, и поэтому по обе его стороны, то есть в район Орла и в район Белгорода, оно стягивало все новые и новые силы.

Глава четвертая. Крах «Цитадели»

В мае 1974 года мне довелось принять участие в дискуссии, организованной французским телевидением. Из разных стран съехались в Париж военные деятели, историки, в том числе и представители немецкой стороны — бывший командир полка 78-й штурмовой дивизии вермахта полковник Холлендер и известный западногерманский историк Клинк, автор объемистой и весьма тенденциозной монографии об операции «Цитадель». Тема дискуссии-Курская битва.

Более трех десятилетий отделяет нас от событий второй мировой войны, но интерес к ним не убывает. Дискуссия привлекла внимание широчайших кругов общественности Европы. Учитывая это, многотысячный коллектив французского телевидения даже прервал на время забастовку, чтобы провести передачи из зала, в котором мы заседали. Дискуссия развернулась острая. Ведь на Западе до сих пор в ходу всякие домыслы о Курской битве, причем больше других изощряются западногерманские историки и мемуаристы. Поэтому нашей делегации не раз тогда приходилось неопровержимыми фактами разоблачать и открытые, и тщательно замаскированные попытки фальсифицировать историю.

В послевоенные годы я, как, пожалуй, и все мои товарищи, скрупулезво изучал операции Великой Отечественной войны, особенно, конечно, те, в которых довелось самому участвовать. Ознакомление со множеством документов — и наших, и немецких, — с трудами советских и зарубежных историков открыло многие важные подробности, о которых мы в ходе боев не знали, да и не могли знать. В своих воспоминаниях я считаю необходимым воспользоваться этими сведениями, иначе мои записки были бы неполными, однобокими. Ведь мемуарист, как мне кажется, должен рассказывать не столько о себе, сколько о времени, в котором жил.