Так шли мы к победе

Оценивая группировку войск 3-й танковой армии, сложившуюся к началу наступления, полковник А. А. Хлебов указал еще на один изъян в обороне противника — линейное расположение имеющихся сил. Все пять пехотных дивизий были растянуты в ниточку на первом оборонительном рубеже. Рассеки эту «ниточку» сильным ударом, и связать ее будет уже невозможно, поскольку крупных резервов в тылу не было. Лишь к юго-западу от Шяуляя, перед левым флангом 43-й армии, отмечалось сосредоточение танковых частей, да на стыке с 3-м Белорусским фронтом авиация отмечала начало сосредоточения значительного количества пехоты. Как впоследствии выяснилось, в первом случае была танковая группа «Лаухерт», равная по численности примерно танковой бригаде, а во втором — 21-я пехотная дивизия.

Основные силы группы армий «Север» по-прежнему оставались в районе Риги и в 60 километрах к востоку от нее. Как раз в ходе состоявшегося перед заседанием телефонного разговора с генералом А. И. Еременко он подтвердил, что противник прочно удерживает мощный оборонительный рубеж Сигулда, прорыв которого требовал от войск 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов новых усилий и жертв.

Главную опасность для нас представляли танковые соединения юго-западнее Риги. Сосредоточение танков и пехоты было отмечено именно на юго-западных подступах к ней. Как оказалось, это были выведенные в резерв одна танковая и две пехотные дивизии. Прорыв частей 3-го гвардейского мехкорпуса в район, находившийся всего в 16 километрах от южной окраины Риги, вынудил Шернера держать на пути к городу этот крупный резерв.

Особенно обрадовали нас заверения начальника разведки и командующего 3-й воздушной армией о том, что танковые дивизии, которые доставили нам столько тревог в августе и сентябре, по-прежнему скованы, находясь в первом эшелоне в районе к юго-западу от Елгавы. Все свидетельствовало о том, что перегруппировка сил 1-го Прибалтийского фронта на новое направление не обнаружена фашистами. А пока они спохватятся, будет уже поздно. Правда, как впоследствии выяснится, мы сделали не совсем точный вывод. Перегруппировку целого фронта на новое направление осуществить в абсолютной тайне просто было невозможно. Что-то, видимо, разведка противника пронюхала в первых числах октября. И может быть, поэтому генерал Шернер начал постепенно отводить танковые дивизии в тыл с целью дальнейшей переброски их на клайпедское направление. Но это было слишком запоздалое решение.

4 октября я вместе с Хлебниковым и Папивиным побывал в 5-й гвардейской танковой армии. Приехали к генералу В. Т. Вольскому рано, но он успел уже посетить до завтрака штаб ближайшего своего корпуса. Василий Тимофеевич пригласил нас позавтракать. За столом собрались все его заместители. Хотя я и не любил обсуждать дела в такой обстановке, нить беседы все время вилась вокруг завтрашнего наступления. Я сказал, что от танковой армии зависит, насколько быстро захлопнем мы группу армий «Север» в ловушку.

— И захлопнем, товарищ командующий! — уверенно воскликнул заместитель Вольского генерал-лейтенант Д. И. Заев. — Зевать не будем. Танкисты не подведут. Правильно я говорю, Василий Тимофеевич?

— Так оно и будет, — с не меньшей уверенностью подтвердил Вольский. Задачу мы выполним в срок. Я еще никогда так не был уверен в успехе, как сейчас.

Мне определенно нравилось такое настроение.

…Наступило утро 5 октября. Оно было по-осеннему хмурым. В 10 часов мы прибыли на наблюдательный пункт, оборудованный в полутора километрах от переднего края. Серые сплошные облака, казалось, цеплялись за крыши домов и буквально источали влагу на раскисшую уже землю. Местами сплошной туман. Видимость мизерная.

Лица моих ближайших соратников стали мрачнее висевших над нами туч.

— Ну и погодка! — не выдержал Хлебников. — Моим артиллеристам словно повязку на глаза надели.

— Да… — вздохнул Папивин. — При такой погодке даже штурмовика не выпустишь.

Я молча слушал реплики, отлично понимая, что они являются косвенными намеками на необходимость отложить начало операции: как же наступать без артиллерии и авиации!

Однако трудно было смириться с этой мыслью. Ведь каждые сутки промедления — это выигрыш для врага, так как у нас не было уверенности, что он еще не обнаружил передвижений огромной массы войск. Основания для тревоги уже были: разведывательные самолеты 4 октября отмечали возросшую интенсивность движения на дорогах, ведущих от Риги на юго-запад.

Посоветовавшись с Д. С. Леоновым и В. В. Курасовым, я решил начать наступление, как только улучшится видимость. Доложили об этом А. М. Василевскому. Он согласился с нами.

На наше счастье, к 11 часам подул легкий ветерок и разогнал туман. Облака, словно избавившись от избытка влаги, поднялись выше. Условия для действий артиллерии и авиации немного улучшились.

Заметив нетерпеливые взгляды генерала Курасова, я приказал ему подать сигнал «Начать бой передовыми батальонами!».