Так совершается подвиг

Николай Личак ТАК СОВЕРШАЕТСЯ ПОДВИГ Рассказы

Четвертый день войны

то произошло в Литве 25 июня 1941 года. На местечко Куршаны отходила колонна артиллерийского полка, в котором я служил командиром взвода. Вперемежку с автомашинами, лязгая и скрежеща гусеницами, вздымая придорожную пыль, медленно тащились тракторы-тягачи, волоча за собой тяжелые пушки. Впереди колонны шла полуторка с открытым кузовом, в котором была смонтирована пулеметная зенитная установка.

Высоко в небе неподвижно застыли легкие белые облачка. Немилосердно жгло солнце. От перегревшихся на малых оборотах моторов струились, дрожа и колеблясь, горячие токи воздуха. По обеим сторонам дороги тянулся сосновый лес, и воздух был густо насыщен терпким, смолистым запахом. Совсем неподалеку, сзади и еще откуда-то справа, доносилась ружейно-пулеметная перестрелка, резко и часто били полковые пушки.

Шел четвертый день войны. Войска, теснимые превосходящими силами гитлеровцев, отступали. Враг бросал в бой моторизованные и танковые дивизии, высаживал в нашем тылу воздушные десанты; его авиация бомбила и штурмовала отходящие по дорогам колонны. В этой тяжелой обстановке нарушались взаимодействие и связь.

Утром штаб нашего артиллерийского полка был неожиданно атакован фашистской пехотой, и командир полка бросил против нее штабную батарею и полковую школу. Этим подразделениям удалось оттеснить гитлеровцев на полтора — два километра. Тем временем командир полка разделил полк на две колонны. Большую он повел сам по маршруту Раудена, Папиле, Елгава; меньшую — в нее вошли третий огневой дивизион, батарея топографической разведки и звукобатарея — направил другой дорогой, через Куршаны, и начальником ее назначил своего помощника по материальному обеспечению майора интендантской службы Березовского. В этой, второй, колонне находился и я — молодой лейтенант, командир взвода топографической разведки. Четыре машины, волею случая попавшие в мое подчинение, шли почти в хвосте растянувшейся на добрых полкилометра колонны. Майор же, как и подобает начальнику, следовал впереди на легковом газике за полуторкой с зенитной установкой.

Это был смуглый, среднего роста и довольно полный мужчина лет сорока, добродушный, со спокойным, уравновешенным характером. На лице его, тоже полном, с румяными округлыми щеками и черными навыкате глазами, мне никогда не доводилось видеть следов сколько-нибудь серьезного волнения. Невозмутимо, только слегка отдуваясь, выслушивал он разносы, которые учинял ему подчас командир полка по поводу различных снабженческих дел, хотя плохим хозяйственником его не считал и не раз хвалил за инициативу и распорядительность. В полку майора Березовского уважали.

И все же в это тяжелое и горькое время отступления и мне, и младшему лейтенанту Прибыльскому, командиру взвода управления второго дивизиона, который отстал от своего штаба и ехал теперь вместе со мной, назначение интенданта начальником колонны казалось не совсем оправданным.

— Почему не назначили строевого командира? — спрашивал у меня Прибыльский. — Вот погоди, он еще нарубает дров…

Я молча соглашался. Авторитет Прибыльского, человека несколько напыщенного и щеголеватого, в то время являлся для меня непререкаемым. Хотя он и был младшим по званию, но воевал с белофиннами, имел ранение и носил на груди медаль «За отвагу».

Поэтому, как только впереди случилась заминка и колонна остановилась, Прибыльский, пожав плечами, процедил сквозь зубы: «Ну вот, я же говорил? Начинается…» И, словно сговорившись, мы оба поспешили вперед, чтобы узнать, в чем дело.

…Майор Березовский стоял около своего легкового газика, окруженный плотным кольцом бойцов и командиров, и допрашивал какого-то странного субъекта, одетого в красноармейскую гимнастерку без петлиц, заправленную в брюки.

Сам майор был в каске, ремешок которой глубоко врезался в жирный подбородок, пухлые щеки его раскраснелись от жары, на лбу мелкими капельками выступил пот. В руках он держал наган, очевидно отобранный у задержанного, и смотрел на последнего из-под надвинутой на лоб каски пристальным, жестким взглядом. Тут же, в кювете, лежал сваленный набок велосипед. Переднее колесо медленно крутилось, поблескивая спицами.

Задержанный был худ и бледен, губы его мелко дрожали, он не отрывал испуганных, широко открытых глаз от лица майора. Документов при нем никаких не оказалось, хотя человек этот упорно доказывал, что он старший сержант, пехотинец, что их часть вела бой с воздушным десантом противника километрах в шести вперед по дороге, которой нам предстояло следовать, была разбита и вот…

— А ты как же очутился здесь? — строго перебил его Березовский. — Навстречу противнику шел? В плен сдаваться, что ли?

— Ранили меня. Отлеживался в сарае, — скороговоркой ответил тот. — Вот сюда. — И, быстро приподняв гимнастерку, показал запекшуюся на боку кровь. Фельдшер огневого дивизиона тут же подошел к нему, осторожно подавил пальцем вокруг раны и, обращаясь к Березовскому, сказал:

— Касательное, пулевое…