Так совершается подвиг<br />(Рассказы)

— Так вот, — бросив взгляд на часы, начал Березовский. — Будем атаковать. Поддержат два орудия, зенитка, ручные пулеметы… Не век же здесь нам сидеть? А? Пока не уничтожим эту чертову группу, дальше она нам ходу не даст. Место открытое и…

Послышались одобрительные возгласы. Найдя поддержку, Березовский оживился.

— Ну, так слушайте приказ… — И он стал разъяснять задачу лейтенанту Башляеву, на которого возложил общее руководство боем.

Лейтенант Башляев энергично потер тонкую переносицу, помолчал, попросил дать больше людей. Березовский обвел всех взглядом.

— И вы возьмите свой взвод, — приказал он, остановившись на мне. — Пойдете на правом фланге четвертой батареи.

— Есть, — ответил я и тотчас же послал связного за взводом.

Солнце уже склонялось к горизонту, косые лучи его скользили по краю кювета. Огонь со стороны противника почти прекратился. Посреди поля, разбрасывая редкие огненные брызги, нещадно дымя, догорал сарай. Дым стлался по земле, образуя подобие жиденькой дымовой завесы.

План Березовского был прост. Мы должны были под прикрытием двух орудий, зенитной установки и ружейно-пулеметного огня приблизиться к опушке и атаковать гитлеровцев, уничтожить их или по крайней мере отбросить, рассеять и тем самым дать возможность колонне следовать дальше.

К орудиям уже поднесли боеприпасы, и Березовский, все чаще посматривая на часы, обходил цепь, перебрасываясь с красноармейцами словами. Оттуда слышался сдержанный смех.

Прибыли и мои топографы. Я расположил их в кювете, разъяснил задачу.

— Приготовиться! — раздался голос майора. — Оружие зарядить!

Березовский направился к орудиям. Залп их должен был послужить сигналом к началу движения. С учащенно бьющимся сердцем ожидал я его.

Стало тихо. Потом послышалась неестественно громко прозвучавшая команда:

— Заряжай!

Отчетливо заклацали затворы орудий.

— По фашистам… огонь!

И сразу вслед за не успевшим еще раствориться в воздухе гулким грохотом дуплета снова лязганье затворов, мелодичный звон выброшенных гильз.

Уже справа и слева поднимались бойцы, делали первый шаг вперед за спасительный кювет под взвизгивающие пули. Собравшись с силами, я тоже сделал этот трудный шаг вперед…

— За мной! — кричал слева от меня Башляев, высокий, стройный, призывно вскинувший вверх руку, сжимавшую пистолет.

— Вперед! Впе-рьё-од! — кричал Березовский, очутившийся уже в кузове зенитной установки. Он после каждого залпа подносил к глазам бинокль, затем поворачивал голову к орудиям и взмахом руки подавал команду. Затихший было со стороны леса огонь теперь снова усилился.

Ввзз… Вззы! Ффить, фить! — посвистывали пули.

Мы бежали вперед, а сзади грохотали орудия, дробно стучала пулеметная зенитная установка. Снаряды проносились над нами, гулко рвались у самой опушки, вздымая высокие столбы земли и дыма. Чертили воздух трассирующие пули. И странно, то нервное напряжение, которое сковало было волю вначале, теперь постепенно проходило, и всем существом завладевало новое чувство — чувство локтя, ощущение коллектива, азарт боя.

Вот уже позади осталась сизая полоса дыма, тянувшаяся от сарая. Перед глазами отчетливо вырисовалась стена леса, и оттуда, из-под большой поваленной сосны, деловито застучал пулемет, лихорадочно замелькали короткие вспышки выстрелов. Слева в цепи Башляева кто-то упал, громко вскрикнув. Красноармейцы с ходу открыли огонь из карабинов. Я тоже сделал несколько выстрелов и, замедлив бег, стал менять обойму, не отрывая глаз от поваленной сосны.

Там взметнулся огненно-рыжий клуб дыма, донеслась короткая, внезапно оборвавшаяся очередь пулемета: «Тра-та-тах…» Сосна, торчмя, комлем вверх вскинутая разрывом, помедлив секунду, стала падать, со свистом разрезая воздух. Вдруг что-то резко ударило меня по левой руке, и она тотчас же повисла плетью. Все тело пронизала острая боль. Сразу закружилась голова, к горлу комком подступила тошнота, в глазах потемнело. Опустившись на землю, я некоторое время сидел, равнодушный ко всему, ощущая, как набухший от крови рукав прилипает к телу.

Вражеская пушка уже не стреляла. Да и хлопки винтовочных выстрелов становились все реже.

— Ур-р-рра! Ура-а-а! — доносилось со стороны леса. Потом послышалась длинная пулеметная очередь.

«Неужели ожил?» — подумал я о вражеском пулемете. Но, посмотрев в ту сторону, увидел нашу зенитную установку, поливавшую лес свинцом. Пули стригли ветки, с деревьев дождем осыпались хвоя и шишки. В кузове машины было три человека. Двое из них неподвижно застыли у пулемета, третий, в полной фигуре которого нетрудно было узнать Березовского, указывал рукой вперед.

«Как это они смогли подобраться так близко?»

— Товарищ лейтенант! То-ва-а-рищ лей-тена-а-нт! — услышал я и, подняв голову, увидел бегущего ко мне Филиппова. Он еще на ходу ощупал меня пытливым взглядом, спросил:

— Куда… вас?

Перочинным ножом он распорол рукав, стал осторожно приподнимать руку:

— Больно?

— Ни-че-го, — сквозь сжатые зубы ответил я.

Филиппов, ловко бинтуя руку, говорил:

— Ну там все уже кончено! Пушки взяли, миномет. С полсотни фашистов там было…

А у нас как?

— Убитые есть, раненые…