Так становятся звёздами. Часть 1

Всё было зыбким, неустойчивым сквозь пелену моросящего дождя. В воздухе словно висела мгла. Гаитэ зябко куталась в шёлковый плащ, жалея об отсутствии в карете жаровни. Какого приходилось тому, кто в такое время вынужден был пребывать без укрытия думать не хотелось, а таковых, без крова и тёплой одежды, увы, в Жютене было не мало.

Потом Гаитэ увидела крепость Бёрст и все мысли выветрились из головы.

На бастионах и башнях замка пылали огни. На фоне тёмного дождевого неба они смотрелись особенно эффектно. В колеблющихся, переменчиво мерцающих отблесках старинные зубчатые башни выглядели ещё величественнее и мрачнее.

Между тёмными зубьями стен, приглядевшись, можно было увидеть стальные шлемы стражников-лучников. Они медленно двигались, держа аркебузы на плечах.

К тому времени, как комендант поспешил им навстречу, они успели миновать вторые ворота. Ознакомившись с письмом, он повёл Гаитэ по боковой лестнице на второй этаж.

Обступившая со всех сторон мёртвая тишина ощущалась почти физически. На лбу, несмотря на холод, выступали бисеринки пота. Колеблющийся свет, подрагивающий шлем на голове проводника, падающая под ноги причудливая тень — всё вызывало нервный озноб.

Гаитэ отчего-то ожидала увидеть решётку, но её подвели к обыкновенной двери.

— Прошу, сеньорита, — отпер её комендант.

Комната оказалась похожей на подвал, просторной её не назовёшь. Условно её можно было разделить на два уровня. В центре низкого стоял стол и две скамьи, высокий усыпали полусгнившей соломой.

Гаитэ не сразу заметила тонкую женскую фигуру, сидящую на топчане, покрытом овечьими шкурами. На женщине было платье из грубого домотканого сукна, широкого не по фигуре — платье простолюдинки, прислуги, но не герцогини.

Женщина в упор смотрела на Гаитэ. В узком, надменном, по-своему привлекательном и всё же змеином лице не было ни тени меланхолии или сломленности.

Внезапно женщина резко подалась вперёд, буравя Гаитэ взглядом:

— Кто это? — осипшим от долгого молчания голосом, прошипела Тигрица.

— Вы не узнали вашу дочь? — удивился комендант.

— Мою дочь?.. — сузила глаза Стелла.

Голос её звучал с придыханием, отчего походил на змеиный свист:

— Да, помню. Когда-то у меня действительно была дочь.

— У вас отличная память, сударыня, — невесело усмехнулась Гаитэ. — Я вот не могу вспомнить тех времён, когда бы у меня была бы мать. Сеньор Мэрсюбер, не могли бы вы оставить нас? Мы так давно не виделись. Хотелось бы переговорить о личных делах без свидетелей.

Гаитэ сама удивилась, откуда в её голосе взялась эта спокойная уверенность и властность?

Комендант невольно потупился:

— Конечно, Ваша Светлость.

Пронзительно завизжали петли, заскрипела засовы. Мать и дочь остались наедине.

У Стеллы осталась всё та же привычка — глядеть на собеседника прямо, словно погружая взгляд ему прямо в зрачки. И как в давние времена, когда Гаитэ была маленькой, зависимой ото всех девочкой, в душе, словно илистый осадок, поднялись смущение и раздражение.

Какое-то время они молча разглядывали друг друга, словно два противника перед поединком, оценивая силы и прикидывая шансы друг друга.

— Итак, ты здесь? — хрипловатым низким голосом протянула Стелла. — В шелках и драгоценностях, именуемая «Вашей Светлостью»?

— Вы намерены начать встречу с упрёков, сударыня?

— Нет, — покачала головой Стелла. — Я рада тому, что ты сделала правильный ход. Сама ли до него додумалась, или кто подсказал — но поступила ты хоть и рискованно, но верно.

— Этот ход я придумала сама, а осуществить его помог граф Фейрас. За что успел поплатиться. Сезар Фальконэ вчера перерезал ему горло от уха до уха.

— Мой генерал мёртв?

— Как и Сорхэ Ксантий, граф Рифа.

— Проклятье! — воскликнула Стелла, стремительно поднимаясь со стула. — Будь он трижды проклят! Чтоб ему сгореть в геенне огненной! Да чтоб ему полыхать, не сгорая, в мучительных муках ещё при жизни! Пёс! — заметалась она по комнате, пока, словно внезапно надломившись, не застыла в углу, встав у амбразуры узкого оконца.

— Он приказал их казнить?

От желания сохранить спокойствие любой ценой голос Стеллы звучал сдавленно.

Гаитэ невольно задалась вопросом, какие чувства связывали ныне уже покойного генерала и её мать, что оба были так преданны друг другу? Но тут же отбросила мысль от себя, как ненужную прошлогоднюю листву. Чтобы там не было, какая теперь разница?

— Это был честный поединок.

— Сезар так сказал?

— Я сама это видела. Меня заставили присутствовать.

Тут Гаитэ погрешила против истины. Никто не заставлял. Это был её выбор. И хорошо, что он был — теперь не приходилось ни в чём сомневаться.

— Вы знаете, что император собирается объявить о моей помолвке со своим старшим сыном? — поменяла тему Гаитэ.

При этих словах Стелла вздрогнула. Щёки её покрыла смертельная бледность. На мгновение взгляды их скрестились и ни одна из женщин глаз не опустила.