— У меня нет дороги назад. Думаешь, после того, как я унизил проклятого любовника матери, по которому ты, сестричка, тоже не таясь слюни пускаешь, меня кто-то пощадит? Кто-то пощадил моих дядьёв? Нет! И я тоже смотрел в глаза смерти, выжил только чудом! Нашу семью загнали в угол. Мы будем драться.
— Да не можешь ты драться, Микки! Услышь меня, сбрось шоры — тебе нечего противопоставить Фальконэ.
— Тогда, — негромко, но решительно проговорил он, — прежде, чем умереть самому, я увижу, как умрут мои враги.
Гаитэ смерила младшего брата взглядом:
— Вариант, при котором выживут все и никто не умрёт, ты не рассматриваешь?
— Мне следует поверить, что ты готовы предать меня и обречь на смерть ради Фальконэ? — холодно ответил Микки. — Ты — моя сестра. Кроме нас двоих никого в живых из семьи не осталось. Мы должны быть на одной стороне.
Гаитэ отвернулась, стараясь взять эмоции под контроль.
Быть на чьей-то стороне — это значит подчиниться чужой воле и смиренно поступать так, как решат другие. И добро бы ещё сам Микки, но поверить в это не получалось. За спиной брата Гаитэ упрямо мерещились другие фигуры. И всем этим людям было плевать как на неё, так и на её брата.
— Кому ещё мы сможем верить, если не друг другу? — глянул на неё Микиэл исподлобья.
— Ты прав, — поспешила согласиться Гаитэ, так как была не в том положении, чтобы перечить или открыто демонстрировать неповиновение.
Хотя последнее, что она собиралась делать, так это доверять кому бы то ни было в ближайшее время.
— Нужно держаться вместе. Я, как и ты, хочу, чтобы наша фамилия продолжила своё существование, поэтому, умоляю, не торопись слушать врагов Фальконэ. Сохранив Сезару жизнь, ты проявишь милосердие и осмотрительность, ведь отрубив эту голову однажды назад ты её уже не приставишь. Сезар может стать отличным щитом против своей семьи. Его жизнь можно будет попробовать обменять на жизнь нашей матери.
— Как ты смеешь просить за него? После того, как он отравил всех знатных людей Рэйва?!
— Смею, — не моргнув глазом, ответила Гаитэ. — Если бы только Сезар посоветовался со мной, а не рубил сплеча, как у вас, мужчин, принято, люди остались бы в живых, а он не сидел бы сейчас у тебя в подземелье.
— Что может в политике смыслить женщина? — пренебрежительно дёрнул плечом Микки.
— Наша с тобой мать тоже была женщиной, а ведь смыслила же кое-что? И если бы самовлюбленность и самоуверенность не вскружили ей голову, до сих пор могла бы возглавлять провинцию. Не повторяй её ошибки, брат, не будь слишком самоуверен. Уж поверь, найдётся много желающих устранить такого человека, как Сезар Фальконэ чужими руками. Убийство — всегда грязное пятно. И любой здравомыслящий политик предпочтёт держать свои руки чистыми.
— И что, по-твоему я должен сделать? — с иронией спросил юноша. — Может быть, отпустить пленника на волю?
— Нет, — покачала головой Гаитэ. — Оставь его в заложниках, но обращайся с ним с почтением и уважением, приличествующим его положению. Как человек, обличённый властью и положением, ты на можешь унижать противника без опасения себя унизить тоже.
Гаитэ понимала, что сейчас не при каких условиях не сумеет выторговать Сезару свободу. Её целью было сохранить ему жизнь.
А ещё эта её паршивая способность видеть точку зрения собеседника, проникаться ей! В чём-то Микки был прав — одна жестокость, как правило, влечёт за собой другую, а брошенное в пространство зло всегда возвращается.
Прежде она не знала страха, но теперь он нашёл дверцу в её сердце и, кажется, надумал прочно там обосноваться. Она боялась всего: того, что Микки, вопреки её уговорам, не станет щадить Сезара; того, что Сезар, получив свободу, не пощадит Микки; своих чувств к брату своего жениха и того, что рано или поздно придётся вернуться к Торну.
Ну, это если всё благополучно завершится. И все останутся живы. Что в данном раскладе маловероятно.
— Я подумаю над твоим предложением, сестра. А пока отдыхай.
— Микки! Дай мне слово, что не убьёшь Фальконэ, не предупредив меня!..
Но дверь за братом уже затворилась.
По сути Гаитэ была такой же пленницей, как и Сезар, пусть клетка её и выглядела нарядной.
Всё, что оставалось сейчас Гаитэ — выжидать. Ждать удобного случая для того, чтобы вновь начать действовать. Стараться сделать так, чтобы обернуть обстоятельства себе на пользу, хотя каким образом можно было этого добиться, она представляла плохо.
Утро принесло с собой новый визит. На сей раз кукловод пожаловал лично. Величественный, спокойный, как мудрый змей, греющийся на солнышке.
— Отец Ксантий, — Гаитэ заставила себя улыбнуться, — добро пожаловать.
— Доброе утро, дитя моё, — благостно отозвался он. — Надеюсь, хорошо отдохнули?
— Насколько возможно в данных обстоятельствах. Но нужно иметь жестокое сердце или не иметь его вообще, чтобы сохранять безмятежность в нашем положении. Скажите, святой отец, выжил ли кто-то из тех несчастных, кого напоили вином из погребов Фальконэ?