Так все и было, или рассказы бывалого одессита

— Эльвирочка, а что же тут не знать, — сказал я, пододвигая коробку с конфетами ближе к ней, — мы же так, чисто символически. А чашечки у вас есть?

— Чашечки? Да, да, есть две чайные, — Эльвира достала из ящика преподавательского стола чашки, — но только две.

— Ну и что, что только две, — успокоил я ее, — Витек у нас большой, высокий, он с горлышка может.

Все тихо захихикали.

— Так, Эльвира Степановна, за самую красивую женщину — преподавателя истории КПСС.

Мы дружно чокнулись. Шампанское, кстати, было неплохим. Пауза нам была ни к чему, и я попросил Эльвиру продолжить ее интересный рассказ.

— Да, да, — сделав несколько глотков шампанского, Эльвира продолжила, — в общем, в ресторане мы были до глубокой ночи. Выходим из ресторана. Я ему говорю, мол, поздно и спрашиваю, где его машина, чтоб он меня в санаторий подвез. А он говорит: «Нэ переживай, дорогая. Сэйчас я на машина подъеду, она у мэня здес за угол стоит». Жду. Вижу, из-за угла подъезжает машина, ну думаю не он. Красный «Москвич», такой грузовой, с будочкой.

— Такие грузовые «Москвичи» у нас «пирожками» называют, — вмешался я.

— Лёнь, не перебивай, рассказ очень интересный, — под­мигнул мне Витек.

— Да, да, — отпив еще несколько глотков шампанского, Эльвира продолжила, — да, подъехал этот «москвичек», открывается дверь и он довольный, громко сигналя кричит: «Садысь, дорогая!» Ну, что делать, сажусь. А он мне говорит: «Это почти «Феррари», тоже двухместный и красный». В общем, как начал этот «горячий человек» гонять по этой Пицунде. То в одну сторону, то в другую. Голова кругом. Я ему то так, то эдак объясняю, что очень поздно, мне в санаторий, домой надо, а он ни в какую не унимается.

— Так, Эльвира Степановна, у меня тост — за женщин! Я имею в виду, за самых, самых красивых женщин, — Витя как умел, так и сказал.

Мы выпили еще шампанского, закусив московским «Ассорти». Наше «предприятие», как будто бы стало налаживаться.

— Да, вот, — Эльвира задумалась, — ага, в общем, вез он меня, вез и заехали мы куда-то, не знаю куда. Там какой-то то ли лес был, то ли кусты какие-то, ну прямо джунгли. Мне даже показалось, что я увидела обезьяну.

— На двух ногах обезьяны были? — пошутил я.

Мы снова рассмеялись.

— Может и на двух, — продолжила Эльвира.

— А, чё дальше, то было? — Витя всерьез заинтересовался рассказом.

— Дальше, дальше, — Эльвира сделала возмущенное лицо, — дальше, дальше что? Ну, стал он ко мне приставать.

— Как приставать? — будто бы не понимая, о чем идет речь, поинтересовался я.

— Ой, да как приставать, — Эльвира начала жестикулировать руками.

— Пошли воздух подышим, на пирироду посмотрим, — говорит он мне.

Какая природа-то, темень, ночь на дворе, хоть глаз выколи, а он меня тянет в какие-то заросли. А я ему говорю, мы так не договаривались. А он мне: «Ти же вино пил, шашлык ел, на машина я тэбя катал? Тэбэ пириятно было, а тэпэр и я хочу, чтоб мэнэ пириятно било».

А я его спрашиваю, как это хочешь, чтоб приятно было?

А он мне: «Тэбэ хочу, Элвира, как женщина хочу».

Горячий такой попался. Все говорит и говорит и кавказский акцент у него такой... В общем, страшно мне стало. Кругом ни души, ну, думаю — все. В общем, обнимать он меня стал, а я ему коленом в пах, раз, два… Тут он скрутился и жалобно говорит: «Люблю я тэбэ, женьшина».

А я-то думаю, если бы любил, так в нормальное место бы повел. А вообще-то он неплохой был. Хлюпенький такой, маленький, нос орлиный, но место было сильно страшное. Сами подумайте. А вдруг он маньяком оказался?

— Эльвирочка, давайте шампанского, — поднял я бокал, в виде белой чайной чашечки с желтой розочкой на боку, — за вас, Эльвира, за ваше мужество, за женщину, которая всегда за себя может постоять. Можно я вас поцелую, как педагога?

Я поцеловал Эльвиру Степановну. Широкая улыбка не сходила с ее лица.

— А чё дальше то было? — Витя потребовал продолжения истории.

— Дальше вообще ужас был, — Эльвира сжала губы и покачала головой, — ну «джигит» этот сел в этот, как вы говорите, «пирожок» и уехал.

— Ты же меня в город завези! — кричу я ему в след.

— Раз любов нэ хочешь, здэсь останешься, — кричит он мне, — отсюда ешо никито нэ вибралас.

Только я огоньки его «Феррари» и видела. Ну, что, выби­раться-то надо. А идти куда? Неизвестно. Что делать? И пошла я наугад. Иду между кустами, между каких-то деревьев, по кочкам, всего боюсь. Какие-то собаки меня облаяли. Ни людей, ни души. Ноги все себе исцарапала. Страшно, аж жуть. Взяла какую-то палку в руки, думаю, если кто-то нападет, хоть отбиваться будет чем. Иду час, иду полтора. Жутко, мороз по коже. Вот ненормальный, на край света меня завез, что ли? Кричу: «Люди! Люди!» Никто не отвечает. Вдруг слышу крик чаек и приближающийся шум прибоя. Выхожу к берегу. Ни вправо, ни влево — никого. Поворачиваюсь назад, чаща, какая-то и горы. Ну, думаю, все, идти не знаю куда, тут мне и конец.