Такая история

Елизавета Селлер поселилась в тридцати двух милях от трассы, в роскошной гостинице, которую ни разу за все время не покинула. Ее не интересовал ни ход работ, ни тем более местные достопримечательности, хотя их кругом было предостаточно. Она целыми днями бродила по садам вокруг отеля или спокойно сидела в плетеном кресле на веранде, глядя в пустоту. Руки она прятала под шелковой индийской шалью и тайком играла Шуберта.

Она делила номер-люкс на последнем этаже с сопровождавшими ее мальчиком и девочкой. Персонал гостиницы осуждал за глаза подобное сожительство, но Елизавета Селлер оставляла баснословные чаевые, и через несколько недель к проблеме целомудрия стали относиться гораздо проще как в стенах гостиницы, так и за ее пределами. Вскоре все даже полюбили эту пожилую даму за спокойствие, неторопливые движения и неунывающий характер. Хотя ее манеру говорить находили довольно специфической. Многие склонялись к версии, что она здесь открывает свое дело, и пошли слухи об огромном казино, которое построят около трассы. Но старики, которые целые дни проводили у металлической решетки, окружавшей бывшую взлетную полосу, и выведывали, что же там делается, подозревали, что на самом деле она ищет спрятанные в болотах сокровища. В каком-то смысле они были правы. Однажды Стросс подумал, что хотя бы ему, нашедшему трассу, можно было бы рассказать, что такого особенного в этом абсурдном нагромождении непроходимых поворотов. Он озвучил свою мысль Елизавете Селлер.

— Это не трасса, а целая жизнь, — вырвалось у нее.

Стросс не обладал ни воображением, ни оптимизмом, необходимыми, чтобы понять ее слова.

— Целая жизнь? — переспросил он.

Елизавета Селлер чуть не поддалась секундному порыву рассказать ему все от начала до конца. Ее привлекала возможность надругаться над невинной душой этого человека, показав ему, какой глубокой бывает страсть и какими причудливыми иногда оказываются повороты судьбы. Но она тотчас отвергла эту мысль, напомнив себе, что все влюбленные уверены в собственной неповторимости, тогда как на самом деле они абсолютно одинаковы. Удержаться было непросто, но она смогла.

— Вам не говорили, что вы копия Глории Свенсон?[21] — спросила она.

Утром 7 мая 1969 года инженер Блум во время завтрака подошел к столику Елизаветы Селлер и сообщил ей чуть насмешливо, что трасса готова. Елизавета — в тот момент она намазывала маслом кусочек поджаренного хлеба — положила нож на стол, перевела взгляд на инженера и неожиданно почувствовала что-то вроде раскаяния: бедняга работал как проклятый и даже не знал, для чего это.

— Я должна извиниться перед вами, инженер Блум, — сказала она.

Блум слегка поклонился.

— Зачастую я обходилась с вами излишне резко. Не могу сказать, что сожалею об этом, но допускаю, что проявила неоправданное легкомыслие. Тем не менее я вам очень благодарна.

Блум поклонился еще раз.

— Одним из самых счастливых дней моей жизни я обязана именно вам. Вы дарите его мне.

Елизавета Селлер почувствовала, что выразилась не совсем точно.

— Хотя «дарите» — не самое подходящее слово, — добавила она.

Она провела день так, будто в нем не было ничего особенного. Заперлась вечером в гостиной и достала из сумки потрепанный дневник в кожаном переплете. Из него выпадали листки — Елизавета аккуратно вернула их на место. И начала читать. Она прочла дневник полностью, от начала до конца. Не торопясь. Дойдя до последней строчки, отложила тетрадь в сторону и долго сидела в тишине, не двигаясь. Она думала. Потом поднялась, взяла со стола ручку, открыла дневник на первой странице и принялась писать. Так прошло несколько часов. Она ничего не исправляла и не зачеркивала — писала и писала, а слова сами приходили на ум. Все эти годы ее история ждала своего часа, подумала она. Пробило два часа ночи, когда она почувствовала, что глаза слипаются от блаженной усталости. Елизавета дописала еще одну строчку, улыбаясь, закрыла дневник и убрала обратно в сумку. Она заснула прямо в кресле, даже не раздевшись. Ее разбудил рассвет. Стараясь не шуметь, чтобы не потревожить спящих здесь же мальчика и девочку, она умылась, накрасилась и надела элегантный костюм, который специально на этот случай захватила из дома. Покроя он был мужского, что неудивительно, учитывая его назначение. Но по изысканности не уступал вечернему платью. Она тихо вышла из номера и спустилась к завтраку. Заказала только кофе с молоком — есть не хотелось. В ресторане сидела лишь одна супружеская пара из Франции, обсуждавшая обманчивое превосходство английского джема. Когда Елизавета вышла из гостиницы, Стросс уже ждал ее. Он был в парадном костюме и с чересчур набриолиненными волосами. Елизавета Селлер подумала, что теперь он действительно напоминает Глорию Свенсон, по волосам которой размазали желе.