Такая как есть (Запах женщины)

– Просто я не лицемерка и не ханжа. А вот твоя Алекс, которая всю жизнь была на ножах со своей мамочкой и едва ли за все время парой слов с ней перекинулась, сейчас изображает себя такой потерянной…

– Потому что, в отличие от тебя, у нее есть душа!

Слово за слово, и он высказал Море все, что думал о ней, – и вдруг почувствовал огромное облегчение. Все было кончено, Мора заявила, что больше она не останется с Максом ни минуты. Она долго мирилась, но всякому терпению есть предел. Он – самовлюбленный подонок, и пусть отправляется к своей маленькой потерянной девочке, а с нее, Моры, довольно. Банальный финал.

Поднявшись к Алекс, Макс нашел ее спящей, лицо еще не просохло от слез. Макс нахмурился – Алекс никогда раньше не плакала и теперь выглядела уязвимой и беспомощной.

«Черт возьми! – подумал он. – Могу дать руку на отсечение, что все это время она поедом себя ела – мол, сама виновата во всем. Теперь она не простит себя за то, что не приняла извинений матери…»

Макс укрыл ее одеялом, спустился вниз и налил двойную порцию виски. «Что же мне делать с этой девочкой? – думал он. – Нынешнее потрясение может навсегда сломать Алекс. Останется доктор филологии Александра Брент. Настало время кое-что предпринять», – подумал он, наливая себе еще одну двойную порцию. Пустой желудок словно кипятком обожгло, Макс выдохнул с шумом воздух…

Искоса взглянув на Алекс, Макс заметил на кончиках ресниц непросохшие слезинки.

– Садись за стол, – предложил он.

Алекс кивнула и молча присела к столу. Движения ее были такими же безжизненными и механическими, как и голос.

«Нет, ее нельзя оставлять в таком состоянии», – снова подумал Макс, напряженно глядя на Алекс.

– У нас с тобой получится замечательный ужин на двоих, – сказал он, – вопреки всему.

– А где Мора? – спросила Алекс.

– Ушла и не вернется.

– Ага. – И решив, что этого все-таки мало, добавила: – Мне очень жаль.

– Почему? Она же тебе никогда не нравилась!

– Это было взаимно, – ответила Алекс все тем же отсутствующим тоном.

– Так что поужинаем на пару. Ты же знаешь, что я не могу обойтись без женского общества.

– Да, жуткий день выдался.

Жуткий! Похоже, доктор Брент дошла до точки. Она думает, что это все ее вина. Господи, если бы Ева не устроила это самоубийство, он, кажется, своими руками придушил бы ее от гнева. Так надо каким угодно способом пробить панцирь, в котором замкнулась доктор филологии Александра Брент. Только теперь Макс понял, как давно сидит в нем эта заноза.

Он повернулся к плите, посмотреть, готовы ли спагетти, осторожно вытянул одну макаронину вилкой, попробовал.

– Мне кажется, сегодня я отработал все до последнего цента, выплаченного мне Евой.

– Ты уже тысячу раз отработал свои деньги, – ответила Алекс, и в голосе ее впервые прозвучали более теплые нотки.

Когда он повернулся к ней, глаза его светились теплым блеском. Но в них не было ни тени самодовольства или бахвальства. Она безотчетно ответила ему доверчивой улыбкой.

«Нет, она по-прежнему не здесь. Ее ум все еще, словно каторжник, закованный в колодки, тащит непосильный груз – чувство вины. Когда речь идет о матери, Алекс просто не может быть объективной». Макс снова повернулся к плите, попробовал еще раз спагетти, проговорив:

– Я не поскупился на чеснок. Но поскольку каждый из нас будет спать в одиночестве, это не имеет значения…

Он забросил крючок, но ничего не поймал.

– Неплохо. Я люблю чеснок.

«Как вывести ее из шока? Чем? Горячий чай и теплое одеяло? Дать пощечину? Так поступают с теми, кто впал в прострацию. Нет… это не подходит. Раньше мне всегда удавалось разговорить ее и вывести из любого состояния. Отчего сейчас я никак не могу этого сделать?»

– Извини, что я перепоручил тебе сегодня Памелу, – сказал он, усаживаясь за стол напротив нее. Алекс сидела в кресле, обмякнув как тряпичная кукла.

– Это было очень страшно – я имею в виду кремацию?

– Скорее неприятно, учитывая, насколько развита бюрократическая машина в Швейцарии. И к тому же в семействе Бингхэмов никого никогда не кремировали. Все чинно покоятся в семейном склепе. Тетушки Криса никак не могли дознаться, оставил ли какое-нибудь письменное завещание по этому поводу сам Крис.

Отчуждение на ее лице было смешано с печалью:

– Это ужасно.

– А теперь вернемся к тому, что выкинула твоя мамочка. Мне удалось кое-что выяснить, почему она решилась на это. – Макс умолк.

– Это не внезапное решение, не порыв. Я видела ее, когда ты ее нес. Она накрасила ногти, тщательно причесалась, подобрала подходящую ночную сорочку. И потом эти свечи! Сколько времени надо, чтобы зажечь их… Она устроила настоящую церемонию прощания…

– Прощания и прощения… Она хотела избавиться от чувства вины… А всем известно, в какие неожиданные формы это выливается у Евы.

– Да, одна из них – то, как она вела себя со мной, – сказала Алекс и, немного помолчав, добавила: – И как я вела себя с ней.

– Ну вот, – вздохнул Макс, – наконец-то. У тебя были все основания не принимать на веру ее признания. Она всегда подбирает одежду к определенной ситуации, а с такой ей справиться оказалось трудно.

– Мне тоже.