Такая милая пара

– Нет, – быстро прервал меня он. – Она вернулась к мужу. Знаешь, ее детей мне не хватает гораздо больше, чем ее самой.

– А-а, – понимающе протянула я. – А вообще-то ты с кем-нибудь встречаешься? Как насчет друзей?

– Все не так просто. Я тут устроился работать в травмопункт одной из больниц, ну, так, по субботам... Возможно, думаю, познакомлюсь поближе с какой-нибудь сестричкой... – он помолчал. – Но никто из них не хочет иметь со мной дела. У них на уме одни врачи, – с горечью закончил он.

– А вот у меня появился знакомый – зубной врач. Ну, просто жаждет с кем-нибудь познакомиться...

В следующий раз Майкл позвонил в день, когда его уволили с работы. Нет, он не был пьян. Он был невообразимо раздражен и зол. И говорил, поэтому так, как говорит пьяный в стельку и озлобленный мужик.

– Мне нужны деньги, – с ходу потребовал он. – Что-нибудь эдак восемь тысяч долларов. Чтобы открыть мастерскую... ну, там, дом купить... Хочу начать свое дело. И ты обязана одолжить их мне. Что для тебя эта сумма? А ведь ты должна мне – как-никак ты исковеркала мне жизнь!

– Какое право ты имеешь говорить так?! – закричала я и бросила трубку.

После этого, так сказать, «разговора», после моего решительного «нет» и его криках о том, «что он всегда был уверен в моей ненадежности», я чувствовала себя подавленной и униженной, словно бы кто-то втоптал меня в грязь. Трудно сказать, какое из названных выше чувств лучше подходило к моему состоянию... Впрочем, все это быстро стало мне безразлично, так как в следующий раз он позвонил только под Рождество, я же к тому времени уже встречалась со Скоттом.

...Как-то раз Пайпер вытащила меня на вернисаж. Она находила, что мне следует встряхнуться. А ей – посмотреть по сторонам в поисках какого-никакого стоящего мужчинки, от которого неплохо было бы забеременеть.

В тот день выставлялся какой-то супермодный авангардист родом из Нью-Йорка. Крупный специалист в нео-экспресс-депрессивной галиматье. Понять в его мазне что-либо было невозможно, но мне объяснили, что все его картины о смерти, и вообще – о деградации. И что стоят они, по меньшей мере, по десять тысяч долларов.

Я слонялась по залам, глазея по сторонам, и случайно наступила Скотту на ногу.

– Хочешь потанцевать? – осведомился он, глупо ухмыляясь.

Позже я часто удивлялась – как это Пайпер не углядела в этом верзиле потенциального донора для своего незачатого ребенка. Он был достаточно высок. Так что я, общаясь с ним, вынуждена была задирать голову. И это делало меня приятно хрупкой и беззащитной в собственных глазах. Он казался похожим на медведя – широкоплечий, длиннорукий. Ну а чувственность натуры выдавали длинные хрупкие пальцы, так не вязавшиеся со всем его обликом.

– Вы художник? – поинтересовалась я (действительно, мое умение знакомиться с мужчинами оставляло желать много лучшего).

– В некотором роде... Вообще-то я – барабанщик.

Ну что может быть более сексуальным? А уж по громкости, так и вообще сравнить не с чем.

– А я – работаю в рекламе. Там тоже подчас бывает шумновато.

...Сначала Пайпер дулась на меня за то, что я умудрилась подцепить парня на вернисаже, но потом успокоилась и заявила, что это поможет мне выйти из депрессии, в которой, по ее уверенности, я пребывала.

Скотт действительно не знал равных в умении настучать какой-нибудь мотивчик. Причем, сделать это он мог буквально на чем угодно. Обычно он использовал для этого свои колени. Ну а если мы сидели в ресторане, в дело шли стаканы, тарелки и все прочее. Однако когда он отправлялся с группой в турне, я не очень сожалела.

И именно в это время Майкл прислал мне рождественскую открытку.

На этот раз это был совсем не тот Майкл, который звонил мне. Он снова работал. Снял жилье и делил кров с одним парнем из мастерской, где трудился. Положительно, мой бывший муж не мог выносить одиночества!

Заканчивалось его поздравление неожиданно. Он писал: «нам действительно будет очень нелегко обойтись друг без друга».

Из того, что стенные часы в течение двух лет напрочь отказывались ходить, я сделала вывод, что они не любят меня. Им нравился Майкл. Они ходили для него, а не для своей бедной хозяйки. Похоже, их бесило, что висят они до сих пор в Чикаго, а не в каком-нибудь очаровательном местечке вроде Портленда, штат Орегон. Но я все же великодушно дала им шанс поработать для меня и отнесла их в мастерскую. Там их принялся лечить сгорбленный седой человечек, который беседовал со всеми этими механизмами, словно с живыми.

Поколдовав над моим прибором, он одобрил его качество и сказал, что я смогу забрать часы через неделю. И когда я явилась за своей собственностью, они уже весело тикали в компании таких же оживших механизмов. Мне казалось, что часы выйдут из строя, стоит только взглянуть на них. Однако я умудрилась принести их домой, повесить на стену и даже (о чудо') завести. После двух лет молчаливого собирания пыли их тиканье показалось мне слегка сердитым. Я знала, что с Майклом им было веселее. И я решила отправить их ему вместе с небольшой дружеской (ни к чему не обязывающей) запиской.