Такая милая пара

И продолжал почти совсем четко: – Я так скучал по всему этому.

Я закусила губу, чтобы не разреветься, и украдкой взглянула на Норму. Она сидела, отбросив вязание, уставившись в никуда. Она была такой опустошенной и раздавленной...

– Мне только жаль времени, которое мы провели врозь, – я вновь повернулась к Майклу.

Послышались шаги Гордона, направлявшегося в кухню. А через несколько минут он уже появился в гостиной с неизменной пригоршней таблеток и стаканом.

– Прими это, пожалуйста, – обратился он к сыну. Голос его звучал громко и как-то строго.

Майкл протянул руку и взял таблетки.

– В туалет хочешь? – спросил Гордон голосом теледиктора.

– Нет, – прошелестел Майкл.

– Терпеть не может мочиться в утку, – пояснил Гордон. – Не хочет понять, что я не в состоянии каждый раз возить его в кресле в сортир. Придется, верно, попросить, чтобы вставили ему катетер.

Улыбнувшись Майклу, я попыталась найти во всем этом какие-то положительные моменты.

– Все-таки мужчинам болеть легче. Потому что вы можете мочиться в пластиковые мешочки. А что делать нам? У нас ведь нет...

Майкл совсем растерялся.

– Как несправедливо, – произнес он, подумав.

Я наклонилась к нему и на ухо попыталась разъяснить свое отношение к половым различиям.

Через несколько минут он уже спал с блаженной улыбкой на лице.

35

Я надеялась, что к тому моменту, когда его состояние станет совсем безнадежным, он уже перестанет воспринимать окружающее. Не будет соображать, а значит, перестанет бояться.

Но в нем все еще теплилась искра разума. Несмотря на весь этот умственный сумбур, на весь хаос, царивший в его голове, он понимал, что умирает.

Похоже, у него уже начиналось раздвоение сознания.

То он вдруг начинал пристально разглядывать свою мать, восклицая словно восхищенный ребенок:

– Я люблю тебя, мамочка! Я так тебя люблю!

А затем почти сразу же впадал в ярость, стремясь дотянуться до Нормы здоровой рукой.

– Ты последняя сука! – кричал он, и в его зеленых глазах сверкали искры бешенства.

Норма отшатывалась, и тогда на помощь приходил Гордон. Он разговаривал с сыном так, словно это был капризный ребенок.

– Ты должен успокоиться. Мы не можем продолжать ухаживать за тобой, пока ты не успокоишься.

И тут Майкл обычно осознавал, что совершил что-то нехорошее. Но что – вспомнить никак не мог. По его впалым щекам в эти мгновения катились слезы. И он начинал отказываться от своих таблеток. И отец был вынужден просто умолять его принять лекарство. Он гладил сморщенной рукой лицо сына, отвернувшись, чтобы скрыть стариковские слезы.

– Я так стараюсь, – жаловался Майкл, приникая губами к руке отца. – Но у меня ничего не выходит...

– Ты не виноват, – успокаивал его Гордон. – Просто время твое подходит...

Мы ужинали на кухне.

Чтобы Майкл мог удержаться в кресле. Гордон привязал его к спинке поясом от купального халата. Он был какой-то отрешенный, в ужасе бормотал бессмысленные, но наполненные страхом слова. Отказался есть. Все наши попытки вывести его из этого состояния были тщетны.

Наконец старики сдались. Я покатила кресло обратно в гостиную, а Норма семенила рядом, поддерживая пластиковый мешочек мочесборника, чтобы он не запутался между колес.

Гордон поднял сына, чтобы переложить его в постель. Лицо Майкла было страдающе-негодующим, но он не жаловался. Через минуты две он задремал.

Но вскоре проснулся весьма возбужденный:

– Мне надо в туалет! Мне надо в туалет!

Гордон попытался объяснить ему назначение катетера, успокоить, что кровать он не намочит, но Майкл настаивал, все более раздражаясь:

– Мне нужно в туалет. Ну, нужно же мне в туалет?! – уже кричал он.

– Малыш, но у тебя же есть специальная машинка для этого, – как можно более ласково сказала я.

– Правда?

– И тебе совсем не надо для этого вставать с кровати.

– Он выдернул ее прошлой ночью, – заметила Норма. – Пришлось вызывать сестру, чтобы она вставила его на место. Отдали сто долларов, – вздохнула она.

Приняв очередную пригоршню таблеток, он, наконец, провалился в беспокойное забытье. К одиннадцати должна была прийти ночная сестра. В девять тридцать я отправилась в гостиницу.

На следующее утро дверь мне открыла Норма.

Увидев меня, Майкл с таким восторгом отчетливо произнес по слогам «При-вет!», что на минуту я подумала: «Он узнал меня! Ему лучше! Теперь он начнет поправляться». Но в тот же миг Майкл опять утонул в своих подушках, уставившись в никуда. Плечи Нормы были горестно опущены. Она уже была не в силах скрыть терзающих ее мук.

– Медсестра так и не появилась. Мы не спали всю ночь.

– Вам нужно было вызвать меня.

Я была рада прийти сюда. Побыть с Майклом. Рада и благодарна!

– Нам удалось справиться, – выдохнула Норма.

Я услышала шум воды в ванной, и через пару минут перед моими глазами появился изможденный сморщенный старик – Гордон. Шаркая, он приблизился ко мне и поцеловал.

– Может быть, вы поспите, а я посижу с Майклом?

– Может быть, – устало отозвался Гордон. И они потащились наверх – в свою спальню.

Я стала кормить Майкла рисовыми хлопьями с молоком.

– Открой ротик пошире, милый...

Он сделал несколько глотков и сказал благодарно:

– Вкусно.