Она развила кипучую деятельность. Рассылала запросы. Договаривалась для нас о возможности осмотреть дом. Но, как правило, к тому моменту, как мы появлялись рядом с вожделенной недвижимостью, она уже уплывала. Эти чертовы конкуренты вели себя непредсказуемо! Они предлагали много больше запрашиваемого – видимо, чтобы никто не смог покуситься на их лакомый кусок.
– Звучит как насмешка, – выговаривала я Ванде, когда стало известно, что очередной домик был продан буквально за десять минут до нашего появления. – Получается, что одно из самых важных решений в жизни нам приходится принимать, не имея даже времени на обдумывание!
– А вам и не нужно, – отвечала Ванда, размахивая рукой, на которой бряцали сразу три браслета. – Я же ваш агент. Поэтому вы должны мне доверять.
Всякий раз, когда мы приезжали осматривать дом, Майкл слонялся по комнатам, простукивая стены, а я все прикидывала – где бы лучше разместить диван. Ванда же, прыгая по дому, уговаривала: «Соглашайтесь! Соглашайтесь!»
Наконец мы нашли то, что искали: две спальни, две ванных. Дом стоял недалеко от дороги. Вполне удобно для того, кто не собирается тащиться на Аляску. В трех кварталах от нашего будущего жилища раскинулось озеро, а до кладбища – так вообще рукой подать.
Ванда просила доверять ей. И через три часа я подписала договор. Через две недели мучительного (для меня) ожидания мне дали кредит на покупку. В день, когда стало ясно, что сделка состоялась, я на радостях открыла бутылку вина. А Майкл, видимо, тоже на радостях, купил палатку.
Дела наши вел жених Мадлен, юный юрист Марти. Мы были у него первыми клиентами. Адвокатский экзамен он сдал лишь за неделю до этого, и пока мы с Майклом подписывали бумаги, страшно нервничал.
Через два дня Майкл бросил работу и целиком отдался ремонту. Начал он с обоев в кухне. Вечерами я распаковывала ящики с вещами, а муж занимался укладкой походного снаряжения. На пятилетний юбилей свадьбы я подарила ему отличную ветровку с капюшоном, а он мне – огромный букет нежно-розовых роз.
– Они прелестны, – искренне восхищалась я.
– Но очень колючие. У них шипы на стеблях, осторожнее.
– Хорошо.
– Посмотри на стебли.
Я посмотрела. На каждом из стеблей двух роз была укреплена крохотная бриллиантовая сережка.
– Откуда у тебя деньги? – Я не могла скрыть удивления.
– Подкопил немного. Тебе нравятся? – Он с надеждой посмотрел мне в глаза.
– Очень! – воскликнула я и помчалась в ванную примерять подарок.
– Когда я в магазине попросил продавщицу прикрепить сережки к цветам, ей эта идея очень понравилась. А тебе?
Я подумала, что бы сказала продавщица, узнав, что этот галантный муж решил смыться от своей нежно любимой жены на Аляску.
– Они мне очень нравятся, – сказала я, прижимаясь к его широкой груди. Улыбнулась и повторила: – Очень!
На следующий день Майкл отбыл на Аляску. Я же закончила распаковывать вещи, продала аквариум и ликвидировала всю имевшуюся там живность.
Мучаясь от бессонницы в новой огромной холодной кровати, я часто размышляла – как могло все это случиться? Но мне было легче отпустить Майкла на Аляску, чем оставаться безучастной свидетельницей его мучений. По крайней мере, я могла тешить себя картинами его одинокой борьбы с трудностями первобытной природы. Я представляла, как он мужественно прокладывает себе путь в снегах. Я видела, как он напевает, словно рабочий в каком-то старом фильме. Я представляла, как напрягаются от непосильного труда его могучие мускулы. Но вот чего я не могла себе представить – это как строят в действительности этот дурацкий трубопровод. Единственное, что я понимала отчетливо, так это то, что там очень тяжело. Но воображение постоянно рисовало мне живописнейшие картины дикой природы Севера и Майкла, отдыхающего вечером у костра в кругу друзей, тоскующего обо мне. Все это он должен был делать по традиции. Меня беспокоило следующее – я не знала, как долго он собирается там оставаться. А вдруг он решит обосноваться там навсегда? Но я убеждала себя, что он скоро вернется. Вернется здоровым, полным веры в себя. Таким, каким я увидела его в первый раз и полюбила.
Он вернется, и у нас все наладится.
Дважды в неделю мне приходилось выносить пытку обедом у родителей. В основном, естественно, мне приходилось отбиваться от их нападок по поводу моей семейной жизни и защищать Майкла.
– Он пишет? – выспрашивала мать.
– Напишет! – огрызалась я.
– Угу, – соглашалась она.
– Что значит «угу», – негодовала я. Она утратила всю свою лояльность по отношению к зятю. Ведь от нее в свое время тоже смылся муженек, и она никак не могла простить моему благоверному его убытия.
– А ничего. Просто – «угу», – отвечала она.
Рядом с нами обычно сидели Мадлен с женихом-юристом, погруженные в обсуждение своих брачных планов. А вот Билли был далеко – в колледже он стойко отстаивал свое право именоваться Вильямом.
– Попробуй грудинки, тебе станет легче, – сокрушалась мать.
– А мне и так неплохо, – сопротивлялась я.
– Как дом? – вежливо интересовалась Мадлен, стараясь одной рукой управиться с куском грудинки (вторая, похоже, путешествовала по бедру жениха).