— А почему вы думаете, что это относится к моему делу? — осторожно спросила Нина.
— Да потому, что, когда он время спрашивал, он ко мне лицом повернулся — и я у него кровь на лице увидел, просто размазана по щеке. И не домой он шел. По той дороге домой никто не ходит.
— Вы сможете сейчас проехать со мной ненадолго?
Когда они уже выходили из комнаты, Нина не удержалась, показала на фотографию.
— Сын?
Сабо улыбнулся.
— Это командарм Якир. Знаете?
Рогова покраснела.
— Теперь уже знаем.
Беседуя с людьми, которые в ночь на субботу проходили по улицам, работники милиции узнавали о приметах других прохожих, замеченных ими. Эти приметы Ратанов выписывал на длинную бумажную «простыню». Иногда все приметы умещались в одной строчке.
«Женщина в светлом платье» (проспект у дома 45).
«Парень в шляпе» (у здания управления культуры).
«Две девушки маленького роста» (пруд на Кировской).
Были в этом списке и такие:
«Мужчина без рубашки» (ул. Торфяная).
«Высокий мужчина в белой рубашке» (ул. Торфяная).
«Высокий мужчина в сером» (ул. Торфяная).
Об этих троих рассказал участковому уполномоченному Михаилу Терентьевичу — пожилому чувашу — один из дворников. Он видел их в половине второго ночи в районе улицы Торфяной, в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от Смежного. Они шли в сторону судоверфи, но не вместе. Мужчина без рубашки и мужчина в сером шли по разным сторонам улицы, а мужчина в белой рубашке шел позади одного из них.
Ратанов и Нина подошли к висевшему на стене плану города; люди, о которых рассказали Сабо и дворник с Торфяной, шли по направлению судоверфи не кратчайшим путем, через центр, а окольным. Об этом можно было судить по времени, затраченном ими.
— Они?! — обрадованно и как-то растерянно опросила Нина.
Через час большая группа сотрудников розыска переключилась на район судоверфи. Тамулиса Ратанов послал в домоуправление, к председателям товарищеских судов.
— Об убийстве больше ни слова. Посмотри по-своему на все жалобы и заявления, которые не дошли до наших работников. Квартирные ссоры, скандалы, пьянки… Понимаешь, когда меня спрашивают об убийствах, я стараюсь вспомнить только что-то зловещее, кровавое… Тебя должны интересовать пустяки: кто-то гуляет по ночам, нарушает тишину, пугает людей… Ты меня понял?
В дверях Тамулис столкнулся с начальником управления.
— Сидите, сидите, — генерал махнул рукой в сторону поднявшегося Ратанова. На Тамулиса он не смотрел, и тот, не решаясь выйти без разрешения, застыл у дверной притолоки.
Ратанов все-таки встал и начал докладывать стоя. Генерал присел, смотрел в сторону, мимо Ратанова, провел зачем-то один раз ладонью по спинке старого дивана, ни разу не кивнул ободряюще головой, но Ратанов сразу почувствовал, что Дед слушает его очень внимательно и во всем с ним согласен.
— Покажите мне по карте, где вы сейчас ищете?
— Вот.
— Не забудьте включить меня в число выступающих на предприятиях. Весь город сейчас говорит только о Мартынове. И о нас.
— Будет сделано.
Ратанов вновь ощутил прилив уверенности в своих силах. В эти дни ему словно все время не хватало чьего-то скупого, немногословного одобрения.
— Я сейчас еду в обком партии, — сказал генерал, — и я передам секретарю обкома, что коммунисты горотдела уверены, что преступники будут найдены. Я думаю, вы на пороге интересных зацепок. Я доволен. — В дверях он обернулся. — Но скажите уборщице, чтобы пыль все-таки в вашем кабинете убирали, а ваши молодые люди не должны ходить небритыми.
— Силен! — сказал Тамулис, когда дверь за генералом захлопнулась. Он украдкой потрогал рукой подбородок. — Все заметил. Где он раньше работал, Игорь Владимирович?
— Он несколько лет был секретарем областного комитета партии. Закончил философский факультет, потом нашу Высшую школу…
— Как назло, — пожаловался на вечерней оперативке Шальнов, — Альгин заболел. Жена звонила: температура тридцать семь и семь. Веретенников куда-то запропастился.
Тут только Ратанов вспомнил, что с самого утра не видел Альгина.
Егоров сам попросил слова:
— Ничего у нас не выйдет, если кое-кто продолжает искать только «золотого свидетеля», который сразу назовет нам убийц и даст в руки доказательства. Я с одним пареньком сегодня разговаривал. Он мне сказал, что у них был в квартире наш сотрудник — не хочу называть его фамилию, — спрашивал, не слыхал ли кто про убийство на Смежном, и ушел. Мало, поймите, задать только этот вопрос. Нам нужны все люди, проходившие в ту ночь. И девушка, с которой у этого дома хотели когда-то снять часы… Может, товарищи, получится так, что по вине одного человека работа всех пойдет насмарку! Весь труд всего горотдела!
— Ты без намеков, — желчно кинул ему Гуреев, — про кого?
— Про тебя, например…
— Меньше дураков слушайте.
— Этот парень не глупее нас с тобой!
Наступило молчание.
— Да, — вздохнул Шальнов, — до похорон остались только сутки.
— Высокий, здоровый, говорит Сабо, не Волчара ли? — очнулся Тамулис.
Гуреев махнул рукой.
— Он в колхоз уехал с весны, плотничает. Был я у его матери.