Храп рядом с Алиссой прекратился. Рука художника стала ласкать ее. Ноги Алиссы раздвинулись. В ту минуту тело ее словно бы никак не было связано с сознанием. Она закрыла глаза рукой.
Художник взгромоздился на Алиссу и вошел в нее. Она стала подмахивать ему бедрами навстречу, вновь приготовившись сыграть свою роль. Ту самую роль, которую ей приходилось играть в течение всей жизни и которая заключалась в том, чтобы делать то, чего от тебя ждут.
Она не слышала собственных прерывистых вздохов, не ощущала его жаркого дыхания на своей шее. Она думала о Роберте. Она всегда делала то, чего он от нее ждал, а все проблемы между ними решала привычным для себя способом: выражала свои чувства без свидетелей, а на людях улыбалась, как ни в чем не бывало.
Она догадывалась о том, что и Мишель ждет от нее того же. Думает, что мама побесится немного насчет свадьбы, а потом все же возьмется за нее и отгрохает такое фантастическое шоу, какого еще не знал весь восточный берег Миссисипи.
Алисса понимала и то, чего ждут от нее товарки по ЖФА: чтобы она забрала заявление о своей отставке, как только «придет в себя».
Она знала также, что и Натали ждет от матери, что та не будет обращать внимания на ее выходки.
Они все ждут от нее этого, потому что привыкли. Алисса всегда угождала им и вела себя в этом отношении очень предсказуемо. В конце концов именно в таком духе ее воспитали тетушка и дядюшка. Это они научили Алиссу данной роли, которая заключалась в том, чтобы всю жизнь «проплавать на поверхности», отказавшись раз и навсегда от таких вещей, как чувства и любовь, ибо-де на них только бесцельно тратится время.
И даже когда она сбежала вместе с Джеем в Сан-Франциско, она в итоге сделала то, чего от нее ждали: вернулась домой.
Человек, который лежал на ней, испустил животный вскрик. Он навалился на Алиссу всей своей тяжестью и ей на лицо упали его мокрые от пота волосы.
— Боже, какая ты красавица, — простонал он.
Алисса зарыдала.
* * *
Она на цыпочках пробралась по коридору к своей комнате. На душе было противно от осознания того, что ее только что использовали и что она сама дала себя использовать. Алисса шла, прижав руку к животу. Ее всю выворачивало от боли.
Она открыла дверь в спальню, которая теперь — и, возможно, уже навсегда — принадлежала только ей одной. В ту минуту одно она уже знала совершенно точно: ноги ее больше не будет в том баре в Андеграунде. Надеялась, что ей больше вообще не придется ходить одной по барам.
Натали сидела на ее постели и, держа в руке пульт дистанционного управления, переключала телевизионные каналы.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросила ее Алисса. — Тебе хоть известно, который сейчас час?
— То же самое я могу спросить у тебя, — ответила Натали, не сводя глаз с экрана телевизора. — Сейчас четыре часа утра, мама.
Алисса швырнула свою сумочку на шезлонг с парчовой обивкой и стянула через голову свитер. Она знала, что чем раньше ей удастся избавиться от того отвратительного запаха, которым был пропитан воздух в мастерской, тем будет лучше.
— Ты что, только что пришла домой, Натали?
— Так же как и ты, мама.
Алисса с трудом подавила желание подойти к дочери и отвесить ей пощечину. «Может, в следующий раз, — решила она. — Сегодня я слишком устала». Она скрылась в своей гардеробной, где разделась и завернулась в халат.
Вернувшись в спальню, она увидела, что Натали по-прежнему сидит у нее на постели.
— Что тебе здесь нужно, Натали? — со вздохом спросила Алисса.
— Сидела и ждала тебя. Боялась, что придется прождать до четверга.
Алисса подошла к шезлонгу и подняла свитер. Повернувшись, бросила его в гардеробную через открытую дверь.
— Для шестнадцатилетней девочки у тебя слишком дурной характер. Или ты до сих пор не научилась вежливо разговаривать с теми, кто старше тебя?
— Мы не понимаем друг друга, мама, но я здесь не для того, чтобы обсуждать этот вопрос, — ответила Натали. — Я пришла, чтобы поговорить о папе.
Алисса насторожилась. Мишель уже подходила к ней с вопросом о том, что происходит у нее с отцом. Теперь Натали. Девочки, оказывается, не такие дурочки и многое видят. Может быть, самая пора сказать им обеим: «Ваш папа голубой. Я ему не нужна. Он предпочитает мужчин». Впрочем, что-то подсказывало Алиссе, что после этого признания Натали обвинит мать во лжи. И потом, если уж им и суждено узнать обо всем, то пусть сам Роберт и рассказывает. Пусть они его ненавидят, а не ее. Натали и без того плохо к ней относится.
Алисса продолжала стоять посередине комнаты, не зная, что делать. Вдруг в голову закралась страшная мысль: «А вдруг Натали уже обо всем знает? И поэтому пришла?»
— Что ты хочешь о нем узнать? — спросила наконец Алисса.
— Он в больнице, — проговорила Натали неожиданно.
— Ну и что?
О ночных дежурствах Роберта Алиссе сейчас слышать совершенно не хотелось. Многие годы он объяснял свои задержки на работе тем, что якобы необходимо было подежурить у постели очередного больного в минуту кризиса. А на самом деле… Алиссе даже думать об этом было противно.