Нежить сорвалась с места и на огромной скорости понеслась к противнику. Из-за рядов саторцев полетели первые боевые заклинания, ударившие в щит, завязанный на тело Матери. Пусть не абсолютный, но этого хватило, уберечь основную часть войск.
Спустя долгие минуты первые ряды, словно снаряды, ударили в щиты противника. Следующие навалились на первых, за ними уже другие и так в десятки слоев. Напряжение на строй настолько огромно, что первые ряды саторцев просто потащило назад. Не помогала ни кованая обувь, ни упоры. Мертвые перли без разбора. Приказ один: «ВПЕРЕД!».
Мать, подбегая к месту гибели детей, расталкивала всех мощными ударами. Добравшись до истекающих кровью детей, она обнаружила, что младший уже не плачет. Он притих и уставился стеклянными зелеными глазками в небо. Мертвая женщина метнулась к старшему, но и тот уже мелко дрожал и хватал ртом воздух.
— Маленький мой, — захрипела нежить, подтягивая к себе мальчишку.
Как только она потревожила его, то обнаружила, что из живота мальчишки торчат внутренности. Подхватив его на руки, Мать нежно прижала их рукой и встала. Она хотела ринуться к хозяину, в надежде, что он сможет спасти, исцелить… Увеличить ее долг. Но в этот момент старший сын сделал последний вдох, по телу пробежала короткая судорога и восставший мертвец почувствовала, как рот наполнился слюной. Ниточка, удерживающая ее в этом мире оборвалась.
— Как же так… — прошептала мать и, пригладив по голове старшего сына, покачнулась. Вокруг толкались мертвые солдаты, напирая на строй врага, но сейчас их не существовало в мире Матери. Она с трудом сделала два шага к младшему и упала на колени. Сгребя в объятия своих детей, мертвая женщина свернулась калачиком на земле, посреди рева команд саторских десятников, хрипов гибнущих людей, мертвого молчания восставших с того света крестьян и лязга металла.
Из шлема закованной в сталь мертвой женщины закапала черная тягучая жидкость.
Нежить плакала во второй раз.
— Скоро все закончится. Им уже не больно. Так вышло, и я хотел бы сказать, что я не виноват, но… Я клялся и не смог сдержать клятву. Это моя война и моя ошибка. — зазвучал голос хозяина из медальона, перекрывая окружающий гвалт и шум. — Скоро все закончится. Это уже не имеет смысла… Все это не важно… Кроме мести.
Замершая высшая нежить, с разваливающимся каркасом силы внутри, прижала детей покрепче. Из последних сил она, шатаясь, встала, подняла голову к небу так, чтобы в мертвые провалы глаз через забрало попал лучик солнца, и издала истошный вопль, полный звериной ненависти к убийцам:
— ГХА-А-А-А-А!!!
Рев был оглушительным, полным злобы. Мать выдала с ним все, что было в ней: боль, отчаяние и силу, заложенную создателем, все то, что она успела скопить, пока собирала вместе с ним армию. Все до последней капли, добавив к этому впитанные смерти детей и искру души.
Этот вопль подстегнул и усилил нежить, словно благословение. Воины перестали просто переть вперед и принялись активно атаковать, проявляя смекалку и элементарные навыки боя. Они бросались в ноги, рвали мясо на руках нерасторопных противников. Теперь в их гнилых черепах был совсем другой приказ.
«УБИВАТЬ!»
Мак с живыми членами отряда стоял у камня, на котором было приближенное изображение строя. Перед рядами солдат, вытиравший слезы Рум, с дрожащими руками склонился к связанному ребенку и три раза ударил его в грудь ножом. Затем к небольшому свертку, и еще два раза.
— Он… — сглотнув произнес Жак, не отрывая взгляда от иллюзии. — Он заколдован, да? Он же не мог…
Взгляды воинов скрестились на Маке. Тот обвел взглядом воинов и молча мотнул головой в ответ.
— Я не знаю.
— Но так ведь не бывает, — продолжил бормотать Жак. — Рум, он же наш… Он не предатель и не…
— Да, болтал много, он сам по себе ворчун тот еще, но… — Билл умолк, не зная, что добавить.
— Он не выстрелил, — подал голос Гурт. — Там, на скале, когда за нами темный гнался.
— Он сказал, что видел нож в груди второго, — встал на защиту Рума Вар.
— Не мог он со скалы видеть нож, — вмешался Мак. — Уговор был на выстрел, как только они ко мне подойдут и остановятся.
— Уговор был, — кивнул Билл. — Только он не выстрелил.
— Он же… Он же подходил тогда к тебе, — сглотнул Жак. — Когда ты призывал призраков у Армавира.
— Зачем он подходил? — спросил Гурт, зная ответ. Воин хотел, чтобы услышали остальные.
— Я его с ножом застал, но он сказал, что только ворот подрезать хотел. Мол, дышать мастеру туго.
— У меня не было высокого ворота. Рубаха обычная, — вздохнул Мак, понимая, зачем Гурт затеял этот разговор.
— Я ему за то так и сказал, — сглотнул молодой воин. — И мечом пригрозил, что распластаю. Он за тьму и за мастера нашего гадости опять говорить начал, но то как обычно было…
Мак обвел взглядом живых и, вздохнув, развел руками:
— Сделанного не воротишь, — после чего указал на изображение на камне. — Теперь думать надо, как дальше быть!
На иллюзии Рум, после того как покончил с детьми, вонзил нож себе в брюхо.
— И расхлебывать последствия, — добавил Гурт.
Мак кивнул и отошел к артефакту, созданному на ходу.