Такая жизнь

В общем вечер прошел и даже имел успех, но успех довольно средний, непропорциональный затраченным усилиям. Я сама чувствовала, что это не совсем то… На другой день я вызвала секретаря комсомольской организации Сережу Шевцова. Парень медлительный, но солидный, а главное — не врет.

— Ну как ребята, довольны вечером?

— Ничего, — сказал он без энтузиазма.

— Ну а что они говорят?

— Разные есть мнения. Одни довольны, а другие говорят — раньше лучше было.

— Как, эти зайцы?

— Нет, какие там зайцы. Он махнул рукой вроде Виталия. — Зайцами у нас никто не увлекается. Хохочут так, от нечего делать. Нет, они говорят, что раньше оставалось больше времени на танцы…

— Хорошо, Сережа, мы это учтем.

Да, думала я, оставшись одна, нет ничего таинственнее смеха. Нет ничего неуловимее. В чем тут секрет? Для одного смешно, для другого — глупо. Для одного смешно, для другого — страшно. Для одного смешно, для другого — скучно… Может быть, надо было просто выпустить на эстраду Сашу Лукьянова и заставить его согнуть ногу…

Так, не совсем бесславно, но и не триумфально, кончилась моя работа в качестве внештатного затейника.

11

И еще одно последствие было у первого, неудачного вечера. Галя и Виталий стали встречаться. Мне это было нетрудно обнаружить. Часто, снимая телефонную трубку, я слышала по параллельному проводу резкий, высокий голос Виталия и голубиное воркование Гали. А что? Для нее это неплохо. Виталий мальчик серьезный. И Галя казалась счастливой. Каждые три-четыре дня она являлась с новой прической, на зависть всем институтским девочкам. То это была диковинная башня, делавшая ее лицо надменным и прозрачным. То под девятнадцатый век — гладко, до глянца затянутые назад волосы и пышный, богатый узел на шее. А иногда — девические пряди, нежно рассыпанные по плечам, и косая челка над голубыми глазами… И каждый раз у нее было новое лицо, и с каждым разом она казалась счастливее…

Только это длилось недолго. Постепенно стали увеличиваться интервалы между прическами: неделя, две недели… И вот однажды я пришла на работу — Галя плакала.

— Галя, милая, что с вами такое?

Она плакала по-детски самозабвенно, глубоко шмыгая носом.

— Галя, что случилось?

Она потрясла головой.

— Ну, скажите же мне, маленькая, в чем дело. С Виталием что-нибудь?

Она снова потрясла головой отрицательно, но было ясно, что да.

— Ну, сядьте как следует, вытрите нос, поговорим.

Еле-еле удалось от нее добиться толку.

— Он меня не любит.

— Ну зачем же так думать? Ведь было у вас все хорошо…

— Нет, не говорите, Марья Владимировна, я знаю: не любит.

— А вы его?

— А я его люблю. Раньше я не думала, что способна на такое серьезное чувство. А теперь полюбила… Надо же…

Снова потоки слез.

— Марья Владимировна, моя жизнь тоже не очень счастливая. Вы не смотрите, что я на мордочку ничего, меня ни один мужчина не любит.

— А Володя? — не удержалась, спросила я.

— Ну что Володя? Володя — женатик. Он только со мной встречался, пока жена в положении была…

Что ей сказать? Вот и жалко мне ее от души, а чувствую: нет у меня для нее нужных слов. Ортогональность проклятая.

Я погладила Галю по голове.

— Ну, успокойтесь, девочка, может быть, все не так уж плохо. Хотите, я с ним поговорю?

— Ой, поговорите, Марья Владимировна! Он вас послушает, я знаю. Он вас сильно уважает. Хотите — верьте, хотите — нет, мы когда с ним встречаемся, он только о вас и говорит.

Лестно, но нелепо.

12

— Виталий, — сказала я, — знаете, у меня с вами будет один серьезный разговор.

Он нахмурился.

— Это об Гале?

— Совершенно верно.

— Этот разговор я давно предчувствовал. Но, в конце концов, здесь вины моей никакой нет. Я интересовался Галей как подходящим материалом для прически, у нее живой волос, упругий и хорошо принимает форму под любым инструментом. Я пробовал на ней различные типы бигуди. А теперь я ее голову исчерпал, мне это уже неинтересно, я должен развиваться дальше, не могу же я всегда работать над одним типом волоса.

— Как вы не понимаете, что здесь дело не в волосе?

— С другой стороны, вы сами можете понять, что я еще не готов, чтобы расписаться, — ни по возрасту, ни экономически. Мне еще нужно сдавать за десятилетку, не говоря уже об институте, а площадью я не обеспечен. Если бы у нее была площадь, я мог бы этим заинтересоваться, а то у нее одна комната, и там же мать и сестра.

— Виталий, как вы можете? Это ужасно, что вы говорите. Ставить такой вопрос в зависимость от площади… Как это цинично, неужели вы не понимаете?

Он поглядел на меня с таким искренним недоумением, что мне стало совестно.

— Для меня вопрос площади имеет огромное значение. Если я когда-либо женюсь, то только так, чтобы у меня и моей жены были приличные квартирные условия. Куда я ее приведу? В свой угол? Это несолидно. К тому же я имею к моей жене главное требование: чтобы она не мешала мне двигаться, а, наоборот, помогала. Я, например, много времени трачу на приготовление пищи: завтрак, обед и ужин, это все вычитывается из моего личного времени. Вполне может случиться, что я женюсь, а она меня будет тянуть в своем развитии.