Отряд двигался по сумрачному лесу, усталые ноги сами выискивали дорогу, руки по очереди сжимали цевье помповика, гордо несущая окровавленную повязку голова пухла от разных мыслишек. Адреналиновый шторм давно отпустил, обессилив организм надолго, и лишь размеренное движение по лесу вернуло Дорохинским мышцам тонус. Поначалу они выли и кричали на все лады, напоминая о перегрузках, что пришлось им вытерпеть вчера, но затем тело разогрелось, недовольные вопли перешли в глухие несмолкающие стоны. Вдобавок рана над правым ухом опухла и дергала нервы в такт частому сердцебиению. Рану замотал на ходу сам — взял у Ирины остатки своей футболки, отрезал ножом воротник, из куска рукава свернул импровизированный тампон. Плеснул на него водки, неумело с последующим кашлем отхлебнул из горла сам. Морщась, приложил тампон к ране и прижал его растянутым от подбородка до макушки эластичным кольцом ворота. На какое-то время самопомощь отвлекла.
Мишка не считал себя паникером, в заядлых оптимистах также не числил. События последних дней в голове худо-бедно уложились, а вот ужасы последних часов совсем никак и нигде. Погибли Маша и Всеволод. Пусть совсем незнакомые люди, но все равно нелепая и окончательная гибель пугала до дрожи. Что и говорить — сам едва разминулся со смертью. Вражье копье пропороло жилет сбоку, в то же момент несостоявшийся убийца навалился сверху визжа и воняя, но затем сверху оказался Мишка с лопаткой… А ведь убил человека! Чего уж там, забил как животное. Один зверь убил другого, обезумев от страха, от того злобно, яростно, жестоко загрыз. Стыдно? Да хрен его знает. Не я его, так он меня. А потом кого из девчонок. А так Ира с Софьей остались живы, топают бодренько, красавы, че-то щебечут о своем, о женском. Может, Софья успокаивает подругу, а может, трофеем хвастает. Шум шагов и звон в ушах от усталости и вездесущих насекомых заглушал негромкую речь спутников.
Софья шла ровно, словно и не было за спиной рюкзака, а в руках арбалета. И ведь не растерялась же. Засадила двоим точно, Мишка сам видел, как после болты она вырезала трофейным засапожником, о чем и сказал Тиму. Зрелище это сил ему не прибавило. И ведь боролась девочка с собой, это обалделый Мишка явственно понял по лицу, но ведь резала, пусть и дохлых…
Арсений бледный, как говориться, в лице ни кровиночки, а Хан наоборот — вся морда в крови. Драл кого-то за шалашом, сукин ведь сын! А хозяин, ботаник блин, слабоват оказался. Чуть было Ирины своей ненаглядной не лишился, олух! С таких-то видов кого хочешь, вывернет наизнанку, сам Мишка расстался с завтраком, как и некоторые другие, не будем показывать пальцем, но уже после всех славных дел. Кто ж знал, что кровожадность Софьи не уступает ее груди? Разве не должно быть совсем наоборот, крупные сиси — символ материнства и уюта, но никак не … изуверства, что ли? Хозяйственностью это не назвать — самих болтов и боевых наконечников про запас Мишка прикупил в достатке. Амазонка, блин! Хорошо, что я арбалет купил, а не лук, а то, глядишь, прижгла бы себе правую грудь для более точной стрельбы и соответствия легендарным воительницам.
Рану пекло. Чем дальше шли, тем сильнее в Мишке нарастал протест. Куда идем? Зачем? С кем?! Закипала злость на этих так называемых «воинов Уральской республики», что впутали ребят в свою непонятную войну с туземцами. Выставили под расстрел, да устроили бойню, свели какие-то свои кровавые счеты… Почему не отдали оружие раньше? Не знали? Да все они знали! Не доверяли? Боялись, что мы друг друга перестреляем? Нарушим план гениальной засады? Сволочи. Непонятные, сцука, сволочи.
Веселый пикник продолжился чередой кровавых разборок по нарастающей и конца-края им пока что не предвиделось. Реликтовый лес не радовал, а пугал. Мишке мерещились монстры в кронах деревьев и дикари с отравленными стрелами на луках, с ножами в зубах, засевшие в густых кустах. Хотя логика и опыт недавних боевых действий подсказывали, что пускать стрелы из куста можно только навесом с весьма посредственной точностью. Нападавшие усеяли весь лагерь древними снарядами, одни палатки собрали по десятку стрел и дротиков, а у ребят лишь несколько касательных порезов. Ну и Севу отоварили так, что приходи кума любоваться… А Машу потом уже в рукопашной достали. Чем именно, Мишка не понял, но раны выглядели страшно. Женщина на войне это вообще страшно, а убитая — вдвойне и втройне. Нельзя женщин под молотки и в этом косяк старшины и его лесовиков. Ведь женщин могли бы уберечь. Могли?
Тим застал Дорохина в момент повторного пригубления водки и скорчил недовольное лицо. «Ну и насрать!», подумалось Мишке. «Идем незнамо куда, того и глядишь, такими темпами скоро все кончимся. И дробосралы не спасут ни разу».