Такер

Вашти… Я шел к моей Вашти. Она ждала меня. Я снова пополз, и кто-то без устали бил молотком по черепу, волны жары и мороза попеременно окатывали меня. На ладони я старался не смотреть — запекшаяся на них кровь вместе с песком, камешками и серой пылью представляла собой страшное зрелище.

Я уже не понимал, день сейчас или ночь. Как в тумане, отмечал я камни и можжевеловые деревца, до которых надо было доползти. Я пытался жевать жесткие листья каких-то растений. Один раз, исколовшись в кровь, я оторвал кусок опунции. Ее мякоть была клейкая, но влажная.

И опять в потоках знойного воздуха надо мной мелькали зловещие тени. Наконец я заполз в тень скалы и пролежал там несколько минут, закрыв глаза.

Песок под скалой был влажный, и я начал рыть его кровоточащими пальцами, пока не показались комья сырого песка. Я улегся на мокром песке, вбирая его прохладу каждой клеточкой своей пересохшей кожи. Вокруг руки выступила вода. Мои ладони были в воде.

Она медленно просачивалась наверх, мутная и грязная, но это была вода.

Я окунул в нее саднящее лицо, попил чуть-чуть и отодвинулся. Потом попил еще. Потом умыл лицо и отмыл кровь с истерзанных рук, намочил шею и грудь. Утолив жажду, я лег на спину.

Штаны мои изорвались, но зато я нашел место чуть ниже ремня, куда ударила пуля. Сняв ремень, я промыл рану. Она воспалилась и выглядела отвратительно. Я чувствовал, что солнце убьет меня, если я вылезу наружу. Нужно было дождаться ночи. Я лежал в своей ямке, смачивая себя водой. Дождавшись, пока наберется новая порция, опять попил, а потом заснул и очнулся уже в темноте. Напившись напоследок, я поднялся на ноги.

Передо мной по-прежнему виднелась тропинка. Неподалеку я нашел палку и взял ее в качестве посоха. Хромая и спотыкаясь, так как у меня сильно болел бок, я двинулся вперед.

Я буду жить. Я иду к Вашти. Я возвращаюсь к ней, но сперва мне надо найти Поуни.

Большую часть ночи я брел, изредка останавливаясь, чтобы перевести дух, а перед зарей нашел себе убежище между тремя растущими рядом можжевеловыми деревьями. Скрючившись в их убогой тени и перекатываясь с бока на бок, я скрывался от солнечных лучей весь день.

А потом я снова побрел, падая и поднимаясь, но не останавливаясь ни на минуту. Далеко впереди я увидел мерцающий огонь.

Костер… Я бросился бежать, прихрамывая, но через несколько шагов рухнул в изнеможении.

Переведя дыхание, я тяжело поднялся на ноги. Костер еще горел, хотя как будто стал менее ярким, и я поспешил к нему, падая и поднимаясь снова.

Я шел долго, очень долго, и костер стал ближе. Но близился и день. На заре человек, ночевавший возле этого костра, поднимется и уедет, и тогда мне конец. Здесь на многие мили вокруг нет ни города, ни поселка, ни ранчо. Я должен успеть.

Я снова попытался бежать — увы, это оказалось свыше моих сил. Но я все же мало-помалу приближался, уже виднелся голубой дымок, поднимающийся над костром.

Здесь. Наконец-то. Вот огонь, вот человек возле него.

Я крикнул, но из горла не вылетело ни звука. Я подошел ближе… вышел к костру.

Две лошади… Поуни.

Он выпрямился, с ужасом глядя на меня. Издав хриплый вопль, он схватил винтовку. Я бросился на него, но упал; надо мной прогремел выстрел.

Следующий выстрел обдал песком мое лицо; я вскочил и замахнулся на негодяя палкой. Поуни поднял руку, чтобы перехватить палку, и в этот момент я ударил его головой в живот.

Он сделал шаг назад, но оступился и упал, но тут же вскочил на ноги. Я успел врезать ему кулаком, разбив нос. Он рухнул прямо в костер, откатился и схватился за револьвер. Я ткнул ему в лицо головней, и пламя опалило его выставленную для защиты ладонь. Поуни зарычал и отпрянул назад и вдруг ударил меня по голове моей же палкой. Удар пришелся мне по лбу, и я отключился, упав возле самого костра.

И опять я с трудом собирал крохи сознания, и опять вокруг была темнота.

Костер еще слегка дымился, хотя пламя потухло. Поуни исчез вместе с обеими лошадьми. Свою сковородку и кофейник он бросил у костра. Наверное, вскочил в седло и дал деру, забыв обо всем.

Я поднялся на колени и дотянулся до кофейника — в нем плескался кофе. Я стал пить прямо из носика. Кофе был очень горячий, но я не обращал на это внимания.

Поставив кофейник на землю, я поворошил угли, добавил сухих сучьев и попытался раздуть огонь. Но когда мои разбитые губы обдало жаром, я едва не закричал от боли.

Однако пламя занялось. Я заглянул в сковородку. Там лежало несколько кусочков бекона, и я съел их. С трудом ворочая шеей, я огляделся. Видимо, Поуни был полностью готов к отъезду, так что, разделавшись со мной, ему оставалось только вскочить на лошадь, что он и сделал.

Я отпил еще кофе и почувствовал себя гораздо лучше, но на свои руки я по-прежнему боялся глядеть. Ссадины потрескались, и из них снова пошла кровь.

Мой нож был все еще на месте, и палка тоже.

Но я ничего не понимал. Как я мог догнать Поуни, если он ехал верхом, а я полз на карачках? Почему он не уехал отсюда давным-давно?

Я снова глотнул кофе. Остатки пододвинул поближе к огню.