Читаем Такеши Китано. Автобиография полностью

У меня есть хороший друг, итальянец Грег Ферульо. Мы познакомились с ним в 2003 году, во время Венецианского фестиваля. И с тех пор он почти каждый год приезжает ко мне в гости в Японию. Последний раз я повёл его попробовать кофе «Блю-Маунтин» за тысячу пятьсот иен (одиннадцать евро) в приличное кафе недалеко от станции Токио. Когда мы пришли, я усадил его за столик, сказал: «Ну, посиди тут, а я пойду принесу кофе» — и ушёл к барной стойке. Грег просто не мог опомниться. Но официантка и посетители, кажется, удивились ещё больше, увидев, что я в столичном кафе вот так запросто сам иду за кофе. А я всего лишь хотел попить кофейку с другом из Италии. Мы от души посмеялись, глядя на их недоумённые лица.

Некоторые мои книги переведены и опубликованы в Европе, например в прошлом году во Франции вышла «Жизнь в сером и розовом свете»[49] — так в издательстве Синтёся[50] озаглавили мои воспоминания о детстве. Никогда не забуду, как меня принимали во Франции на премьере «Затойчи». Это был просто потрясающий момент... Я очень люблю Францию. И обожаю французов, они совершенно замечательные люди. Они чокаются бокалами с шампанским! Они действительно всё делают не как все. У меня, между прочим, есть несколько знакомых во Франции, в основном в Париже, например мой друг Жак Ланг, и много фанатов, как Лилиан и Бельмами[51] — последний, кстати, женат на японке... Французы — настоящие авантюристы. Мне кажется, что храбрость французов, которые при этом могут быть и такими же серьёзными, как японцы, приносит большую пользу всему миру.


Франция отменила смертную казнь


Франция — это действительно великая страна, в которой всегда было — и до сих пор есть — множество великих мыслителей, политиков, артистов, писателей. Французы глубоко чувствуют культуру, эстетику, искусство, архитектуру, слово. Они снимают очень хорошие фильмы. На меня также произвели огромное впечатление произведения французских писателей, такие как «Второй пол» Симоны де Бовуар, «Тошнота» Сартра — я однажды перепутал его портрет с портретом Тулуз-Лотрека! — «Чума» Камю... Современных французских авторов я знаю меньше.

Мне нравятся многие французские фильмы 1960—1970-х, сдержанный Ален Делон в роли хладнокровного детектива, Жан Габен, Бельмондо, Лино Вентура... Еще я всегда обожал актёра Мишеля Константена. Какое лицо! Столько шарма и элегантности. И улыбка сердцееда!

Когда я был во Франции, в Довиле, на Фестивале азиатского кино, я воспользовался случаем и пошёл прогуляться по берегу этого легендарного моря свободы. Я был просто поражён, увидев среди дюн почти нетронутые бункеры, построенные немцами. Мне рассказали, что в Нормандии осталось полно бомб, зарытых в песке. И я сразу стал очень внимательно смотреть, куда ставлю ногу.

Еще Франция — страна, которая отменила смертную казнь! А я против смертной казни.


Француженки


Мне говорили — правда, это ещё надо проверить, — что некоторые француженки находят меня обаятельным. Правда? Одна из них даже сообщила моему другу, что, по её мнению, я красивый! Невероятно, правда? Если так и есть, то мне надо действовать немедленно, принимать решительные меры. Нужно срочно выучить французский, бежать из Японии и поселиться во Франции. Я стану японским Жаком Шираком! Буду постоянно летать из Токио в Париж и обратно, как минимум пятьдесят раз в год, чтобы быстро получить французское гражданство! При иммигрантской политике президента Саркози, конечно, это будет непросто, но всё же надо попытаться. А потом, если получится, я стану папой маленького парижанина...

Да, кстати! Представьте себе, однажды в Токио, когда я собирался войти в дорогой ресторан, меня деликатно не впустили, объяснив, что там ужинает кто-то очень важный. Это был Жак Ширак, с частным визитом. Ну прямо Эрик Клэптон! Тот тоже часто наведывался в обожаемую им Японию, чтобы расслабиться.

Этим знаменитостям всё-таки повезло. Если бы у меня была подружка в Париже, я бы каждые полгода проводил недельку во Франции... Уверяю вас, что если мной заинтересуется француженка, то я завтра же утром вылечу в Париж.

Чёрт, если моя жена прочтёт это, она меня убьёт!


19.

Откровения на татами


С тех пор как моей матери не стало, я думаю о ней всё время. Я слышу её голос. Молюсь о ней каждое утро. Я хочу остаться верен её памяти. Наверное, я околдован своей матерью. Её смерть перевернула всё во мне. Когда я осознал, что она действительно покинула нас, я был просто оглушён, повержен на пол одним ударом, как в плохом боксёрском матче.

С тех пор как её больше нет с нами, я только и делаю, что ищу ее. Сыновья непрестанно ищут своих матерей, когда их уже нет в этом мире. И по-моему, на протяжении всей жизни любовь мужчины к женщине ничуть не отличается от той, которую ребёнок испытывает к матери. Я могу привязаться к женщине, как привязался к своей матери. А потом однажды, повинуясь определённой логике вещей, человеческая природа берёт своё. И мы убегаем от любимой женщины, как когда-то сбежали от матери.

Перейти на страницу:

Все книги серии Book&Biography

Диана. Обреченная принцесса
Диана. Обреченная принцесса

В своей книге известный публицист и историк Дмитрий Медведев, автор книг «Черчилль. Частная жизнь» и «Тэтчер. Неизвестная Мэгги», поведает о Диане, принцессе Уэльской, одной из самых красивых и трагичных женщин последних десятилетий.Используя многочисленные источники, большинство из которых никогда не публиковались на русском языке, автор расскажет, какие тайны скрыты в детстве Дианы, как развивался ее роман с принцем Чарльзом и что послужило истинной причиной их развода, какие отношения сложились у принцессы с другими мужчинами и с кем она была готова создать новую семью, какую роль в ее жизни играли пресса и благотворительность. Также читателям предстоит увидеть последний день Дианы, споры о котором не утихают и по сей день.

Дмитрий Львович Медведев

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное