Такеши Китано. Автобиография

Время идёт, и с возрастом я все чаще задумываюсь о том, как правильно умереть. После того как я исчезну, мне бы не хотелось переродиться и вернуться на землю, это было бы наказанием. Человек Запада всю жизнь задаётся вопросом о том, как правильно жить, а буддист-азиат всю жизнь думает о том, как не сбиться с пути и быть честным, чтобы правильно умереть и больше не перерождаться. Как бы то ни было, если меня всё-таки ждет реинкарнация, то я хотел бы стать математиком, который пытается разгадать самые непостижимые тайны.

Смерть внутри души

Всю жизнь меня интересует смерть. Не само умирание как процесс, не момент отхода, а смерть как понятие. Только определив, что такое смерть, можно понять, что собой представляет жизнь.

Я решительно осуждаю самоубийство, которое, как полагают некоторые, тесно связано с японской философией. Например, так считал Юкио Мисима, совершивший сеппуку[55] по политическим мотивам и потому, что его тело больше не соответствовало состоянию его духа. Но лично я против этого. Мисима занимался бодибилдингом и боксом. Он хотел обладать стальным телом, и ему было невыносимо видеть, как Япония всё больше подвергается влиянию Запада. Но это не помешало ему совершить сеппуку в своём знаменитом костюме по эскизу Пьера Кардена! Мы, японцы, и правда люди крайностей. Не жизнь — так смерть!

В конце концов, я только до определённой степени против самоубийства. Если я снова заболею, то не буду спешить к докторам. Меня надо будет отнести. В идеале я упаду в обморок и очнусь уже в палате. На самом деле меня убивает именно то усилие, которое придется предпринять, чтобы добраться до больницы...

Мне необходим смысл жизни. Хоть я и не очень представляю как и куда, но всё равно я хочу двигаться дальше, создавать новые фильмы. И рассчитываю снимать их до тех пор, пока итальянцы, мои самые большие фанаты, меня не возненавидят. В принципе, когда артист обретает популярность, он мечтает сохранить её. А я думаю, что артисты должны быть свободны, иметь право быть отвергнутыми и создавать непопулярные произведения, которые не обязательно отвечают эстетическим «стандартам» современности.

Для меня придумывать истории и потом переносить их на экран — это возможность осуществить то, что я не могу сделать в жизни. Иногда мне даже кажется, что реальная жизнь — не «настоящая». Кино позволяет познать утешительное ощущение вечности...

В итоге я считаю, что правильно не пошёл работать в «Хонду». У меня бы не получилось нормально трудиться и получать свою зарплату, как все. Стать служащим-роботом. Конечно, быть артистом не всегда приятно. Но заставлять смеяться других — и заодно оригинальным образом разрушать себя — мне необходимо. Только развлекая людей, я обретаю свои возможности во всей их полноте. Ещё в двадцать пять лет, когда я пришёл во «Французский театр» в Асакусе, я понял, что комик занимает особое положение в обществе. Под видом шуток он может говорить всё, что думает.

В 1988 году, когда мне было плохо, я думал, что, если бы у меня было оружие, я бы выстрелил себе в голову. Я был готов прыгнуть под поезд или на рельсы в метро. Я начал думать о смерти ещё в начальной школе, потому что близкие люди вокруг меня умирали. В шестом классе один из моих приятелей попал под грузовик у меня на глазах, когда мы с ним играли в бейсбол. Позже, в старших классах, другой приятель умер от лейкемии. Мне было мучительно думать, что смерть может так жестоко оборвать существование живого создания. И этот страх смерти я носил в себе, пока не стал актёром мандзай. Позже, обретя известность, я уже совершенно точно не хотел умирать. Я решительно отвергал мысль о том, что однажды могу исчезнуть. Думать, что личность может умереть, была для меня невыносима. Что за бред! Но таковы были мои взгляды. Сейчас я знаком со смертью ближе, и она уже не так удручает меня. Если думать об этом трезво, возможно, это позволит прожить немного дольше. Цветы сакуры восхищают наш народ не только своей красотой, но и тем, что эта красота столь быстротечна. Японцы прекрасно знают, что это восхитительное зрелище скоро исчезнет. Они никогда не забывают о том, что распустившиеся цветы завянут, облетят, станут чем-то иным. Так же, как и листья клёнов, что краснеют всё ярче, чем ближе конец осени и их жизни. Мы, японцы, грезим об эфемерном и любим рассуждать о бессмысленности всего сущего.

Как и природа, искусство учит нас, что в мире нет ничего определённого. В мастерской, где я пишу картины, рядом с письменным столом, за которым люблю читать и работать, я поставил фотографию своей матери, уже в возрасте. Я регулярно зажигаю благовония и молюсь за неё, за упокой её души. Согласно буддистской традиции, в доме должно быть место для алтаря, посвящённого умершим. На него, сбоку, мы кладём цветы, фрукты, еду, которую преподносим усопшим родителям. Мама смотрит на меня всё время. Наверное, она думает: «Ну и сыночка я произвела на свет!»