Такеси Ковач

Какое-то время я просто лежал, с облегчением предоставив стимулятору эндорфина избавить меня от боли и сознания — что он и проделал с учтивой расторопностью дворецкого, принимающего шляпу и пальто. Какая-то часть меня задавалась вопросом, удастся ли сохранить тело, которое на мне сейчас надето, или понадобится переоблачение. Я знал, что у «Клина Карреры» есть небольшой запас клонов для так называемых незаменимых сотрудников, и я как один из пяти бывших чрезвычайных посланников среди наемников Карреры, разумеется, входил в эту элитную группу. К сожалению, незаменимость — палка о двух концах. С одной стороны, лучшее медицинское обслуживание, включая полную смену тела. С другой, единственная цель этого обслуживания — при первой же возможности забросить меня обратно в мясорубку. У рядового пехотинца, чья оболочка получила безнадежные повреждения, просто извлекут стек памяти из маленькой полости на верхушке позвоночного столба, после чего бросят стек в контейнер, где он, скорее всего, и пролежит до самого конца войны. Не идеальный вариант, к тому же — при всей репутации «Клина» как организации, которая заботится о своих, — без фактической гарантии переоблачения, но после безумного хаоса последних месяцев такой переход в небытие хранилища казался почти привлекательным.

— Полковник! Эй, полковник!

То ли это спецподготовка не давала полностью погрузиться в забытье, то ли меня выдернул из него голос, раздавшийся откуда-то сбоку. Я медленно повернул голову, чтобы увидеть говорившего.

Судя по всему, мы все еще находились в ангаре. На соседней каталке лежал атлетичный молодой парень, с копной жестких черных волос и живым, умным лицом, которое не потеряло осмысленного выражения даже после инъекции эндорфина. На нем тоже была форма «Клина», как у меня, только сидела неважно, да и дыры в ней, похоже, не соответствовали дырам в нем. На его левом виске, на месте штрих-кода, по удобному совпадению был ожог от бластера.

— Вы ко мне обращаетесь?

— Так точно, сэр.

Он приподнялся на локте. Ему, по всей видимости, вкололи куда меньшую дозу, чем мне.

— Ну что, заставили мы таки Кемпа улепетывать, да?

— Интересная трактовка событий, — перед моим мысленным взором пронеслись обрывки воспоминаний о том, как 391-й взвод превращался в кровавую кашу. — И куда же, вы считаете, он будет улепетывать? То есть принимая во внимание, что это его планета.

— Ну, я думал…

— Не советую этим заниматься, солдат. Вы что, не читали свой контракт? Закройте рот и поберегите силы. Они вам понадобятся.

— Э-э, слушаюсь, сэр.

Он выглядел слегка ошарашенным и, судя по тому, сколько народа посмотрело в мою сторону, был не единственным, кого удивили подобные речи из уст офицера «Клина Карреры». Как и прочие войны, война на Санкции IV вызывала у людей самые сложные чувства.

— И еще одно.

— Да, полковник?

— На мне лейтенантская форма. В воинском формировании «Клин» нет звания полковника. Постарайтесь запомнить.

Тут волна чудовищной боли, прикатившаяся из какой-то изувеченной части моего тела, скользнула под заграждающие руки эндорфинных охранников, дежурящих у двери в мозг, и принялась пронзительно истерить, стремясь донести свою оценку ущерба до всех имеющих уши. Моя улыбка, приклеенная к лицу, исчезла — как, наверное, исчез Ивенфолл, — и я мгновенно потерял интерес к чему бы то ни было, кроме крика.

* * *

Когда я снова очнулся, где-то прямо подо мной плескалась вода, а лицо и руки грел мягкий солнечный свет. Кто-то снял с меня изрешеченную шрапнелью армейскую штормовку, оставив в форменной майке. Я пошевелил рукой, и пальцы ощутили отполированную годами поверхность деревянных досок, тоже нагретую солнцем. На обратной стороне сомкнутых век плясали цветные пятна.

Боли не было.

Я сел, чувствуя себя лучше, чем когда-либо за последние месяцы. Я находился на небольшом грубо сколоченном пирсе, выдававшемся метров на десять в морской залив. С обеих сторон залив окаймляли низкие горы с округлыми вершинами, по небу беззаботно неслись пушистые белые облака. Недалеко от берега из воды высунуло головы семейство тюленей и принялось сосредоточенно меня разглядывать.

Мое тело, целое и невредимое, было все той же афро-карибской оболочкой армейского образца, в которой я участвовал в атаке на Северный предел.

Ну что ж.

Позади меня от чьих-то шагов заскрипели доски деревянного настила. Я дернулся на звук, рефлекторно вздернув руки для защиты. С изрядным отставанием от инстинктивной реакции в голову пришла мысль, что в реальности моя оболочка обнаружила бы присутствие постороннего задолго до того, как тот успел бы подойти так близко.

— Такеси Ковач, — произнесла стоящая надо мной женщина в форме, правильно выговорив мягкое славянское «ч» на конце имени. — Добро пожаловать в оздоровительный стек.

— Мило, — я поднялся, игнорируя предложенную для помощи руку. — Я по-прежнему на борту госпиталя?

Женщина покачала головой и откинула назад длинные медно-рыжие волосы, обрамлявшие резко очерченное лицо: