Тахана мерказит

Машину за время их отсутствия камнями не закидали, Алку не насиловали. Правда, сидела она с поднятыми стеклами.

Остановились у какой-то лавчонки.

– Садите в машине, – вдруг приказал Петр Иванович. – Я сам. Нужно будет, кликну. Он зашел в магазин,

– Салям алейкум!

Пожилой, обычно одетый араб – костюм, рубашка – перебирал четки. На приветствие кивнул.

– Из Москвы я, – сказал Петр Иванович. – Русский. Поесть надо. А у них шабат назревает. И выпить. – Петр Иванович выразительно пощелкал себя по горлу и пожевал вхолостую.

Араб вышел – за стойки и повел его по магазину. Ткнул пальцем в круглые лепешки: «Пита?» Петр Иванович кивнул, ткнул пальцем в пиво: «Бира?» Опять кивнул Петр Иванович и дальше уже обходился без поводыря. Забуксовал он только на алкоголе. Араб снова пришел на помощь, стал предлагать одну бутылку за другой. На каждой них был нарисован плод, а водку на растениях Петр Иванович отвергал в принципе. Араб наконец достал с полки большую прозрачную бутылку, на которой по-русски было написано «Водка».

– Годится, – кивнул Петр Иванович, – Две.

Расплатился он долларами и подарил арабу притаившуюся в дальнем отделении пятитысячную русскую денежку. Араб от себя кинул в пластиковый мешок Петра Ивановича зажигалку «Крикет» и пакетик орешков. Белозубо улыбнулся.

– Бай-бай.

Петр Иванович в знак дружбы пожал сморщенную коричневую лапку араба.

– Чудеса, – только и сказал Мишка, заглядывая в набитую доверху суму Петра Ивановича.

Но настоящие чудеса ждали Петра Ивановича позже, уже в Иерусалиме.

Проезжая часть улицы была перегорожена.

– Ремонт? – предположил он.

– Шаба-ат, – плохо скрывая застарелое раздражение, проскрипел Мишка.

– Ехать нельзя. Камнями кидать начнут.

– Арабы? – озабоченно спросил Петр Иванович.

– Да нет, евреи. Религиозники, хасиды. В шабат ничего делать нельзя. Работать нельзя. На машине ездите нельзя, По телефону нельзя. Дурь, короче.

– Мишка поморщился. – Одну войну – за этого чуть не просрали. Воевать-то тоже нельзя. Евреи молиться ломанулись, тут арабы к налетели. Еле выкрутились. Алка, давай в объезд!

Машина развернулась.

– И давно у вас эта канитель?

– Давненько, – сказал Мишка. – Три тысячи лет, А может, и все четыре. Раньше-то от этого хоть прок был: неделю работаешь, а в субботу хочешь-не хочешь отдыхаешь, сил набираешь, помолишься, подумаешь, как дальше жить…

– Из машины они вылезли за километр от дома: дом был в полурелигиозном районе.

– Чего ж вы так не продумали, когда квартиру брали?.. – удивился Петр Иванович, вытягивая багажника чемоданы.

Мишка пожал плечами: – Так я же вам сказал; вы приехали к мудакам. Мы сперва квартиру купили, а потом только и стали соображать, что к чему. А продавать вроде жалко, принюхались…

Возле подъезда карабкалась вверх виноградная лоза с гроздьями черного винограда. Петр Иванович отщипнул – сладкий, типа нашей «Изабеллы».

Лифт не работал. Почтовые ящики висели косо. Дверка одного была оторвана.

– Лифт мог бы и работать, – пояснил Мишка, взволакивая чемодан на пятый последний этаж. – Говорю это как профессионал – пять лет в Москве лифтером сидел в отказе. Есть шабатные лифты: кнопки не нажимаешь, лифт сам останавливается на каждом этаже. И Богу хорошо, и грыжи не заработаешь. Это в дорогих домах. А у нас евреи экономят. Выключают на шабат, и все дела.

Алка потянулась к звонку. В это время квартиры напротив вышла дама с выводком детей. Алка резко отдернула руку от кнопки.

– Шабат шолом!

– Шабат шолом, – ответила дама без особой радости, обозревая подозрительно всю компанию. Потом, слава Богу, стала спускаться. Алка раздраженно повела головой – видать, все это крепко ее доставало.

За дверью послышалс

– Мири, открой! – крикнула Алка.

Дверь распахнулась – на пороге стояла маленькая зареванная девочка.

– ама, набей Пашку. Он меня бьёт!.. Петр Иванович замешкался. Алка махнула рукой:

– Идите, ничего…

4

В большой, уродованной боем комнате Мишка, нелепо жестикулируя, доказывал что-то огромному – за метр восемьдесят – румяному толстому балбесу в военной форме. Пилотка торчала у балбеса под погоном. Вопил он не по-русски. На просиженной до пружин зеленой тахте валялась незнакомая Петру Ивановичу винтовка, похожая на удлиненный автомат. Покрывало сбилось на каменный пол.

– Немедленно прекрати, Павел! – орап Мишка. – У нас гость Москвы! Васин Петр Иванович!

Павел замолк. Стало тихо. Мерно гудел, поматывая зарешеченной головой, голубой вентилятор на длинной ноге. Мири, точь-в-точь московская его внучка Машка, такая же зубастенькая, высунув от старания язык, на цыпочках подобралась к братану и со всего размаху заехала ему ногой чуть не по зубам. Пашка взвыл, кинулся за сестрой, но та уже нырнула в кухню к матери.

– Каратэ занимается, – не без гордости пояснил Мишка, – Третий год.

В комнату заглянула Алка.

– Петр Иванович, идите сюда, пускай сами разбираются, Кухня была такая же, как у него в Чертанове. Гарнитурчик едкого для глаз салатного цвета, плита чистая, без прижарок, посуда на полочке… Но вот тараканы!.. Отдан должное, у него тараканов не было, а здесь расхаживали по-хозяйски.