Такие как мы

— Я не могу…

Понятно, появился кто-то шибко крутой, и маленькую девочку решили бортануть. Ну, ну. Посмотрим, кого нелёгкая принесла.

— Зови сюда всех.

Лёгкая улыбка промелькнула на лице Нади, и она, развернувшись на пятках, собралась исчезнуть из комнаты.

— Этих, не зови, только своих, — крикнул я вдогонку и, добравшись до своей койки, принял горизонтальное положение.

Пришли только дамы, Немо, сбежал на охоту с каким-то Омумом.

— Что здесь твориться? — задал я самый главный вопрос.

— Всё хорошо, — поспешила меня уверить Верка, — всё как обычно.

Я посмотрел на окно, выходящее на Яузу.

— Ты это называешь — хорошо? Почему, не покрашены… тьфу, не помыты? Почему огонь около забора горит? Вы чем занимаетесь? Кто сейчас на дежурстве у печи?

Девушки молчали. Ответов они не находили, и всё чаще стали переглядываться между собой, стараясь не встречаться со мной взглядами.

Первой решилась Надя.

— Их много. Мы не можем.

— Много значит. Ну, ну. А кто здесь хозяин?

— Ты, — встрепенулись три девицы.

Тьфу, на них. Дурами были, дурами и остались.

— Доспех сюда волоките…

И опять тишина.

— Не понял? Надя, я слушаю.

— Они его взяли.

— Кто они?

— Немо и Омум. Они сказали, что тебе это больше не пригодится.

— Кто сказал? Немо или этот… как его…?

— Омум.

— Понятно.

Всё встало на свои места. Пришло «большинство», и решило подмять под себя меньшинство. И на то, что вы спасли их шкуры, сэр, им глубоко начхать. Право сильного диктует здесь совсем другие законы, а не те к которым вы привыкли.

— Почему вы не сними?

— Есть плёх… — проговорила Ева, и посмотрела на меня жалобными глазами. — Лазить на…, — она раздвинула ноги, бесстыже выставив напоказ женскую достопримеча-тельность, окружённую ссадинами и сплошным синяком.

— И меня тоже, — наклонила низко голову Надя.

У меня зашевелились волосы, а на глаза упала розовая пелена. Первобытный вой вырвался из меня наружу. Я выл, выворачивая от натуги голосовые связки, до полного исступления. Где-то далеко в степи, мне ответил одинокий саблезубый волк, и его одинокую песню подхватили степные псы. Девушки в испуге отшатнулись от меня, и шарахнулись в разные стороны.

— Одежду мою тоже себе забрали? — просипел я сорванным голосом.

— Нет. Омуму не понравилась.

— А Немо?

— Немо боится Омума. И Изыра тоже боится.

— Изыр? Это ещё кто?

— Друг Омума.

— И где он?

— У костра сидит, вещи разбирает.

— Какие вещи?

— Твои.

Я посмотрел на Еву.

— Это он тебя трогал?

Ева ещё плохо понимала русский язык, поэтому за неё ответила Надя.

— Нет, он Еву не трогал. Это Омум сделал.

— А тебя?

Надя промолчала. Что ж, и без слов всё понятно.

— Помогите одеться, пойду знакомиться с вашим Изыром.

Меня одели быстро. Даже слишком.

— А теперь все вниз, и меня с собой захватите.

Вот он, заветный ящичек, с полным комплектом тупых ножей. Режущие кромки тупые, а кончики, очень даже острые. Я твёрдо решил, что на МОЕЙ земле насильникам не бывать. И мне плевать, на местные законы. Здесь я закон. И я хозяин. И всё будет, по-моему.

— Где же он? — я лихорадочно перебирал трясущимися руками кухонные ножи. — А вот ты где завалялся.

Длинный нож, из нержавеющей стали, с тёмно-коричневой деревянной рукояткой, с просверленной в самом конце дыркой, предназначенной для кухонных крючков, сверкнул хромированным боком у меня в руках.

Теперь надо найти кусок верёвки.

— Вера, в твоей комнате, в комоде, моток верёвки лежит. Тащи его сюда.

Так, замечательно. Отрезав от мотка кусок капронового шнура сантиметров в двадцать, я протянул его в дырку на рукоятке ножа и, связав петлю, натянул её на руку. Чтобы нож не выскользнул из ещё слабой руки, особенно когда она запачкается кровью.

Надю с Верой я оставил в доме. Незачем им смотреть на то, что я собрался учинить со спасёнными товарищами.

— Это кто? — спросил я Еву, увидев шагающего вразвалочку на кривых ногах нам на встречу, засранца, держащего в руке тяжёлый дрын.

— Изыр, — прошептала Ева, и спряталась мне за спину.

Что ж, на ловца и зверь бежит.

Дикарь, заметив нас, улыбнулся сквозь грязную и плешивую бородку, поправил засаленную и подгнившую набедренную шкуру, перевязанную плетённым из травы ремешком, на котором висел мой колун, и нож подаренный мной Немо.

Подойдя ближе, похожий на бомжа гад, выставил вперёд дрын и, уперев его мне в грудь надавил, отталкивая меня назад. Я ему, понимаешь, не интересен. Его привлекала сексуальная Ева, с чисто вымытым телом и пышной копной чёрных коротких волос, не скрывающих больших миндалевидных глаз.

Сказать бы ему пару горячих, но… Говорить я не собирался. Потому что болтовня, в таком деле признак слабости. А с насильниками и захватчиками вообще разговоры противопоказаны.

Встряхнув правой рукой, я перехватил нож из обратного хвата в прямой, одновременно развернулся к дикарю боком, пропуская давящий дрын мимо себя.

Дрын скользнул по груди оставляя на ней царапину, и дикарь спеша сохранить равновесие сделал пару шагов вперёд, налетев на нож. Жидкая шерсть растущая на груди, не очень надёжная защита от холодной стали. Нож чиркнул по девятому ребру, и вошёл в волосатую, грязную грудь, снизу вверх, проткнув сердце.