Такие как мы

— Вот именно, уйдут и бросят. И мои потомки опять начнут скитаться по степи, превращаясь в дикарей. А что будет с тобой, с Верой, Надей… со всеми кто привык к той жизни, что окружает их сейчас? Немо, подумай. У тебя есть арбалет, мачете, копьё. У тебя тоже есть доля во всём этом, — я обвёл руками вокруг себя. — Ты кому отдашь всё это?

Немо, замер и долго молчал. Я уже думал, что в дикой головке завис не очень мощный компьютер. Но парень пошевелился, и изумлённо посмотрел на меня.

— Я не знаю, Алекс. У нас ничего не остаётся после смерти…. А теперь…. — Он почесал затылок, и снова завис.

Вот и весь расклад получается. Местная цивилизация застыла в статисе. Ничего не остаётся после смерти. И знаний тоже! Не успевают накапливать, а уж обдумывать накопленное…. Об этом и речи быть не может. Нечего-с. Только опыт охоты передаётся, но не от отца к сыну, а от товарищей по отряду, если в отряде есть опытные охотники. А если их нет, то каждый раз им приходиться начинать всё сначала. Охотники, никогда не занимаются своими детьми. Для них, они чужие, и просто нахлебники. Думать о будущем, здесь не принято. Поэтому подкармливают, только своих женщин, а те, если остаётся, делятся со своими детьми. Я помню, как Верка, предлагала дать еду только Еве, когда Немо привёл её в Аурум.

Теперь понятно, почему Немо сбежал. Наверное, иногда в родах появляются люди отличающиеся от остальных сородичей. Они хотят чего-то другого, нового, но не всегда осознают это. Сначала, они незаметно пытаются сделать что-то не так как все, но потом это проявляется. Если это не грозит существующему порядку, то и человеку ничего не грозит. А если грозит? Если вождь и приближённые к нему лица увидят угрозу, то такому деятелю придёт быстрый конец, если он не сделает ноги.

Немо как раз из таких. Он решил изменить порядок обладания самкой, и закрепить её только за собой. И нарвался на неприятности. Поэтому и сбежал в степь, не желая делить её с другими, как это делается среди охотников. Понятия моя женщина, мой мужчина, среди диких племён очень краткосрочны. Или пока не надоест, или пока не забеременеет, что в принципе одно и то же.

Но, прожив в роду, около шестнадцати, или семнадцати Земных лет, и нахватавшийся замашек своих родственников, тем не менее, Верку боготворит. У них, почти настоящая семья, как у нас на Земле. И восприимчив он к новому, в отличие от охотников своего бывшего рода. Жаль, что не как девчонки. Те вообще впитывают всё как губки.

Да, потенциал местных женщин, намного выше потенциала охотников. В смысле развития. Или это только у молодых? Верке с Надей всего-то лет по двенадцать — тринадцать. Ева, к примеру, осваивалась хуже. Если бы не занятие плетением, которое ей даётся легче всего, то привыкание было бы более долгим. И среди пяти женщин «приведённых» Омумом, тоже быстрее всего осваиваются Машка с Дашкой. Остальным тяжелее.

Значит, здесь всё как у нас. Чем моложе, тем восприимчивее. Болик с Лёликом, уже хорошо «шпрехают» на моём языке. Правда, для этого приходиться заставлять, всех говорить только на русском. Но дело движется.

Уф, разобрался.

— Немо, помоги охотникам разжечь костёр, но сюда их не пускай. Пусть остаются за воротами. Сам не выходи. Возьми у Нади огнемёт…. Сильно не жги, дрова им подожжёшь, прямо со стены, и всё. Это их охладит, а огонь согреет. Для остальных, разожгите огонь здесь, без огнемёта. Накормите всех кроме охотников, но не много. На пустые желудки много еды нельзя. И нечего приучать есть на халяву. С завтрашнего дня, еду будут зарабатывать. Все. И те, что за забором, и те, что здесь. Всё, иди. Девчонок в помощь взять не забудь.

Отправив Немо, разбираться с вновь прибывшими, я сцапал бутылку коньяка, и полез на второй этаж в свои «апартаменты». Думы думать, и жалеть себя любимого.

***

Ева от меня воротится, и Надька тоже. Каким бы дорогим бухло не было, перегар всё равно одинаков. Хоть самогон, хоть коньяк, хоть виски с содовой. Даже бурбон, со вкусом одеколона, тот же смрад во рту оставляет. Тьфу, завязывать пора, а то разбегутся все от меня. Вожак, блин. Тьфу!

— Надь, — позвал я девушку, смотрящую на меня с соседнего дивана, и дышащую через раз. — Водички холодненькой принеси. Век не забуду.

Надька не шелохнулась. Тихая истерика, сопровождалась редкими всхлипами. Это чего здесь произошло, пока меня… хм, не было. Или я был, но лучше бы меня не было? Натворил, что ли, что-то?

Протерев глаза, наведя резкость, я присмотрелся к всхлипывающей девушке. Синяков нет. Никаких посторонних изъянов, временного содержания, тоже. Уф, это хорошо, значит, не буйствовал.

— Надь, как насчёт водички?

— Ты зачем это делаешь?

Я посмотрел по сторонам, на всякий случай посмотрел на руки. Вроде ничего такого, из-за чего потом было бы стыдно, я не делал.

— Ты о чём, девочка?

Надя встала с дивана и подошла к столу, стоящему у меня в изголовье.

— А-ра-рат, — прочитала она по слогам этикетку на пустой бутылке.

Я откинулся на подушку. Женщины везде одинаковы. Пьёшь, плохо. Не пьёшь, то же ничего хорошего, значит, гуляешь с кем-то. Тьфу.