Вопрошающий удалился в смущении. Он как раз был сильно влюблен и очень хотел услышать ясный ответ. Но он поверил большой голове, пришел домой, засел за учебу и вскоре избавился от своей любви.
Потом пришел другой и спросил:
— Что такое вера?
— Ха, вера! — засмеялся маленький человечек с большой головой. — Чушь! Я никому не верю. Я думаю!
И верующий пошел в лавку, купил десяток книжек, прочитал и научился, как никому не верить.
Третий спросил:
— Скажи мне, большая голова, что такое сострадание?
— Ха, сострадание! — засмеялся маленький человечек. — Моя голова не знает, что такое сострадание, она рассуждает логически.
И человек, который до тех пор был добряком, пришел домой, начал рассуждать логически и тем же вечером вышвырнул на улицу своего старого отца…
Маленький человечек, увидев, что его слушаются, возгордился еще больше и начал проповедовать, чтобы люди избавились от сердец и стали выращивать себе большие головы.
И народилось поколение светлых голов…
Поколение маленьких людей, которые не знали, что такое любовь, и вера, и сострадание…
Жаль было на них смотреть.
Но они не ведали, что такое жалость.
И как-то раз у одного маленького человечка родился сын, и все увидели, что у ребенка увечье.
У него была маленькая голова и очень большое сердце.
Родители позвали большую голову и спросили, что она думает.
— Большое сердце — это очень серьезный недостаток, — ответила большая голова. — Он будет несчастен.
Ребенок услышал эти слова и рассмеялся.
— Что это значит, почему он смеется?
Ведь поколение большеголовых давно перестало смеяться.
И всем стало любопытно, что получится из этого ребенка.
Он рос, и вместе с ним росло его сердце.
Кудрявый, стройный, длинноногий, вскоре он перерос всех своих сверстников.
К пятнадцати годам он был так высок, что возвышался бы над ними, даже если бы они поднялись на гору, а он стоял в долине.
А голос юноши шел из самой глубины его большого сердца и проникал в душу любого, кто его слышал.
И он вернул своему поколению и любовь, и веру, и сострадание.
Маленький человек с большой головой увидел, что сердце тоже кое-что значит, пришел к юноше и заявил:
— Не отрицаю, сердце тоже занимает в человеческом теле определенное место, но голова… Голова…
Юноша сочувственно посмотрел на маленького человечка с большой головой и ответил:
— Несчастный, твоя большая голова давно поседела, тебе недолго осталось, но ты так и не узнал, что такое любовь, и вера, и сострадание.
Старику с большой головой стало горько. Захотелось плакать, но он не умел…
И он склонился перед юношей с большим сердцем.
1911
Золотая дудочка
Это был трехлетний малыш с большими, голубыми как небо глазами и золотистыми волосами. И в нем постоянно жила мечта: в глазах, в детской головке, в крошечном сердечке. Он сам выглядел как мечта, золотоволосая и голубоглазая.
А разве можно не любить прекрасную мечту? И я очень любил золотого ребенка трех лет от роду. Во всем потакал ему и даже сказки для него сочинял.
Они очень нравились малышу, но особенно ему полюбилась сказка про золотую дудочку.
Очень короткая, простая сказочка, которую я придумал специально для него.
Коротенькая, простая, незатейливая сказка.
Сказка о золотой дудочке.
Вот она.
Стоит на рынке лавочка, лежит в ней золотая дудочка. Спи, Мишенька, засыпай, а завтра мы пойдем на рынок, купим золотую дудочку, и будет Мишенька на ней играть…
— Хорошая сказка?
Ребенок смотрел на меня большими, счастливыми глазами и отвечал:
— Хорошая!
Я рассказывал ему эту сказку каждый вечер.
Прошла неделя, а я все еще не купил ему дудочку. Получалось, я обманываю ребенка, и я сочинил другую сказку, на мой взгляд, гораздо лучше. Но малыш снова потребовал сказку о золотой дудочке.
Пришлось опять ее рассказывать.
Он слушал, широко раскрыв голубые глаза, и мечтал о золотой дудочке, которую он непременно получит и будет так счастлив.
Я повторял эту историю снова и снова, и малыш продолжал верить в будущее счастье, а других сказок даже слышать не хотел.
Больше я не мог его обманывать. Эдак он скоро перестанет мне верить, и как я тогда буду укладывать его спать?
Назавтра мы пошли с ним на рынок, в лавку, где продавались игрушки, и за несколько грошей я купил ему дудочку. Она сверкала, как золотая, хотя, само собой, золота в ней и в помине не было.
— Красивая дудочка, Мишенька?
— Красивая! — ответил малыш, поднес дудочку к губам и стал извлекать из нее разные ноты.
Часа два он поиграл с ней, а потом, перед тем как идти спать, бросил на пол и сломал.
— Мишенька, рассказать тебе сказку? — спросил я, когда он лег в кроватку.
— Расскажи! — попросил он и посмотрел на меня голубыми глазами, будто ожидая какого-то подвоха.
— Про золотую дудочку?
Он капризно надул губки и помотал головой:
— Про дудочку не хочу!
Я напряг воображение, попытался сочинить другую сказку, но ничего не выходило. Ребенок лежал с открытыми глазами, слушал, и я видел, что он мне не верит.
Бросив взгляд на пол, я заметил сломанную дудочку и пожалел, что ее купил.
Ведь я мог бы еще долго-долго рассказывать о золотой дудочке, а малыш мог бы еще долго-долго о ней мечтать.