Такие люди были раньше

— Детское, — тоже засмеялась Бэйб. — Конечно, ведь я сама еще ребенок. Ничего не знаю, ничего не понимаю.

В битком набитой столовой девушки еле нашли свободное место. Официантка спросила, что им предложить. Роза заказала сэндвич и кофе.

— Нет-нет! — запротестовала Бэйб. — Поешь как следует. Я угощаю, возьми что-нибудь поприличнее!

Официантка поняла, что получит хорошие чаевые, и кинулась выполнять заказ.

Роза торопилась и без конца подгоняла Бэйб:

— Ешь быстрее, перерыв скоро кончится, он полчаса всего!

Но Бэйб только улыбалась:

— Не беспокойся, нам спешить некуда. Мы с тобой еще прогуляемся немножко.

— Нет, ты что! Босс меня уволит, он терпеть не может, когда опаздывают!

— А я его не боюсь! Во-первых, я и без его мастерской проживу, а во-вторых… — Бэйб осеклась.

— Что «во-вторых»? — заинтересовалась Роза.

— Ничего, я пошутила. Со мной бывает.

— Ты веселая, — с завистью сказала Роза.

— Конечно, веселая, — подтвердила Бэйб, — но иногда так тоскливо становится. И всего бояться начинаю. Даже домашних вещей пугаюсь средь бела дня, потому и в мастерскую устроилась. Люблю девушек, которые работают. Жалко мне их… Пойдем, Роза, прогуляемся, поболтаем. Ты мне сразу понравилась. Слушай, а почему ты не красишься? Такая бледная, чуть-чуть косметики не помешало бы. У меня есть, я тебе подарю.

— А для кого мне краситься? — с благодарностью в голосе спросила Роза. — Для босса, что ли?

— Да хоть бы и для босса, — засмеялась Бэйб. — Думаешь, ему красивые девушки не нравятся?

Прошло два-три дня. Швеи трудились по-прежнему, но чувствовалось, что в мастерской теперь как-то свободнее, работа стала легче, а дисциплина слабее. Все видели это, ощущали, но не понимали почему. Может, это из-за новенькой?

Кто же она такая, эта белокурая, стройная девушка, которая смотрит то мило, трогательно, словно напроказивший и готовый просить прощения ребенок, то нахально, дерзко, словно знает какой-то секрет и если выдаст его, вся мастерская тут же вверх дном перевернется?

В мастерской даже разговаривать не положено, а Бэйб поет. Напевает «Everybody doing it»[118], еще и руками помахивает в такт, будто в водевиле выступает. А то и вовсе бросит работу, сядет в сторонке, запрокинет голову, заложит ногу за ногу, сидит и о чем-то думает.

— Бэйб, ты на работе! — подлетает к ней итальянка.

— Ах, экскьюз ми[119], я задумалась…

— Так смотри, больше не задумывайся. А то скажу боссу, вмиг тебя рассчитает.

— Рассчитает? Олл райт! Обойдусь без вашей работы!

Девушки с завистью смотрят на новенькую, Роза еле сдерживает улыбку, у нее полный рот булавок все-таки. Но в душе она рада за Бэйб.

«Свободная, как птичка», — думает о ней Роза.

*

Прошло еще несколько дней.

Бэйб умудрилась пару раз прийти к десяти, а не к восьми. Итальянка побежала к боссу.

— Надо ее выгнать! — заявила она.

Босс заметно побледнел.

— Пусть останется пока. — Он будто просил об одолжении. — Нам рабочих рук не хватает.

Бэйб осталась. И по-прежнему вела себя как ей заблагорассудится.

В конце концов у старшей лопнуло терпение:

— Или она, или я!

Босс поплелся в мастерскую.

— Что с тобой, юная леди? — спросил он Бэйб, не глядя ей в глаза.

— О чем это вы? — вспылила Бэйб.

— Я имел в виду… Старшая жалуется… Пожалуйста, соблюдай дисциплину… Тут мастерская все-таки…

И ушел.

Девушки были поражены. Они думать не думали, что у них такой хороший босс. Добрейшей души человек… Не уволил ее… Значит, и босс может быть добряком. Очень мило с его стороны.

Дисциплина в мастерской уже хромала на обе ноги.

Только Роза, которая благодаря подаренной косметике не выглядела теперь такой бледной, о чем-то смутно догадывалась.

— Бэйб, — тихо спросила она как-то раз за ленчем. — Бэйб, почему босс так добр с тобой?

— Боится, — усмехнулась Бэйб.

— Боится? Почему? — удивилась Роза.

— Глупенькая ты. Неужели не понимаешь? Ты как дитя малое… Румяна тебе очень идут… Боится, потому что когда-то мы с ним весело время провели. Он меня узнал. Вот и боится, понятно? Мы оба боимся, я — оставаться днем одна, а он — что я расскажу… Он дурак, Роза, ужасный дурак. Какая я ни есть, для меня порядочность — не пустой звук. Я его не выдам, даже если он меня уволит. Проживу без его мастерской, беда только, что мне страшно одной оставаться…

Роза внимательно посмотрела на нее, и ей тоже стало страшно.

1916

У витрины

Либкинд — серьезный, задумчивый молодой человек; его возлюбленная Флора, наоборот, девушка крайне легкомысленная. Но в ее легкомыслии столько обаяния, что Либкинд никогда не может перед ним устоять. Когда Либкинд размышляет о высоком: о мире, о человечестве, о жизни, — один кокетливый взгляд Флоры возвращает его на землю. На душе сразу становится легко, и он думает: «Ладно, мир не рухнет, если я сделаю, что Флора хочет».

И чего, как вы думаете, она хочет? Ни больше ни меньше как в кино пойти.

— Флора, но это же глупости! — Либкинд все-таки пытается ее отговорить, вспомнив, какая сентиментальная чушь идет сейчас на экране.

Флора, теснее прижавшись к его плечу, надувает губки: