Такие нежности

И мама тут же подскочит с места со своим мячиком, а тетка в халате скажет:

— Куда тебе третий, если с двумя не справляешься?

Мама ответит:

— Ну, почему же не справляюсь? Что, лучше, если они будут плакать…

Но тетка не станет ее слушать и снова уйдет в глубину коридора.

Наконец, подходит очередь, и в кабинете тетя доктор берет у мамы какие-то бумажки и что-то говорит, и мама в ответ что-то говорит, и вот они уже спорят, спорят, и тетя доктор что есть мочи кричит:

— Следующий! Женщина, оставьте помещение! Следующие пусть заходят!

А мама кричит в ответ:

— Вас не касается, что у нас нет прописки!

А после Мишка с мамой и Дашкой снова бегут по коридору — уже к другой тете доктору. И там они больше не стоят в очереди. Мама сразу влетает в комнату — Мишка и Дашка за ней, а после они уже вчетвером возвращаются в кабинет к той, первой тете, и эта, новая, тетя доктор бежит по коридору впереди них. И так, вчетвером, они вбегают в кабинет, из которого их с мамой только что выгнали, и новая тетя говорит старой тете, осматривающей какого-то раздетого большого мальчика:

— Прими без прописки. Это скандальная дама, везде пойдет. Добиваться будет. Прими, а то ведь себе дороже выйдет.

Тетя уходит, а они втроем ждут, пока доктор осмотрит мальчика, он оденется, доктор проводит его с бабушкой до дверей и бабушка скажет просто так, в воздух, на прощание:

— Всем надо бы советь иметь, — и глянет на них, троих, недобрым глазом.

После они, трое, пойдут в аптеку. Но с Дашкой трудно идти. Она все время останавливается, поднимает какие-то палочки, ветки, фантики — напрасно мама кричит: «Брось, там микробы!» Это Мишка знает, что есть микробы, а с Дашки что взять.

А когда она все-таки идет, она не может идти, как они — туда, куда нужно. Ей надо идти просто так, куда хочешь. Чтоб можно было свернуть на клумбу или, наоборот, подняться на первое попавшееся на пути крыльцо, подергать дверь. А дверь выглядит так, точно ее никогда в жизни не открывали. Как сделали, так и заперли на ключ. Ключ выбросили в реку, а дверь еще для верности забили гвоздями, и она успела уже срастись с этой стеной. Никто никогда не думал дергать ее за ручку, одной Даше это в голову пришло.

Дашка то напирает на дверь, толкает плечиком, то тянет ручку на себя — все платье вымажет об эту дверь, пока мама тяжелым шагом к ней не подойдет. Так ведь Дашку еще сразу и не оттащишь!

— Пойдем отсюда, — говорит мама. — Там зверь сидит!

— Какой зверь? — спрашивает Дашка с интересом.

— Сердитый! Пойдем.

Дашка не трогается с места.

— А я вот ему палочку дам. И фантик дам. Это конфета понарошку. Он скушает конфету и будет не сердитый…

— После, после дашь, — обещает мама. — Пойдем!

Дашка неожиданно послушно дает ей руку и позволяет вести себя в аптеку, и куда угодно.

Зато вечером, когда мама наливает им кефир и протягивает по куску батона, Дашутка счастливо объявляет:

— Я свой батон есть не буду! Я его зверю понесу.

— Какому зверю? — нарочито серьезно спрашивает у нее дядя Игорь. Он говорит, что с детьми надо разговаривать на равных. А это значит, что сейчас начнутся бесконечные вопросы, и маме с Мишкой придется что-то ему объяснять. Но, впрочем, Дашка и сама, оказывается, отлично помнит, к какому зверю. И она ждет теперь, когда настанет утро.

— Ну, ничего, у таких маленьких память коротка, — говорит мама. — Поспит — забудет.

Но Дашка не забывает.

Каждый день она показывает, что понесет с собой, когда они втроем, наконец, выберутся в гости. Под диваном, на котором они спят с Мишкой, уже целый склад. Чего только она не натащила с улицы — обломки брошенных кем-то игрушек, конфеты, подаренные дядями и тетями, которым почему-то понравились Мишка и Даша. Мишка свою конфету съест, а Даша свою — в кармашек, и дома потом — под диван. Мишку так и тянет угоститься из ее запасов.

— Дашка, — говорит он. — Знаешь, а мы ведь не пойдем ни к какому зверю.

— Почему — не пойдем? — спрашивает Даша.

— А потому… Что зверя твоего не бывает!

— Бывает! Мама! — Даша летит на кухню к маме, слезы горохом летят у нее из глаз. — Скажи ему! Зачем он так говорит?

Мама подхватывает ее на руки — коленки упираются в тугой мячик. Там под коленками внутри мяча кто-то ворочается — Мишка видит сквозь платье в красных маках.

— Мам, зверь бывает, да! Скажи ему! Сейчас услышишь, Мишка! Мам! Зверь, он какой? — Дашка уже отталкивается от мячика сандалиями, карабкаясь наверх, чтобы обнять маму за шею. Давно ее не брали на руки!

— Какой? Сердитый… — устало отвечает мама.

— Нет, не сердитый… Скажи Мишке! Он какой зверь? Медведь? Медведь бывает, мам?

— Бывает.

— Значит, он медведь?

— Нет, не медведь.

— А кто?

— Тебе же говорят, он зверь! — спешит к маме на выручку Мишка. — Он просто зверь! У-у-у-у!

— А он как кушает? Как мы, за столом, или как собачка? Мы когда пойдем к нему, как кушать будем?

Дядя Игорь слышать не может про Дашкиного зверя. Мама говорит — понятно, он приходит с работы, он устал, а тут — Дашкины бесконечные истории.