Глушко возглавлял ОКБ пятнадцать лет. В январе 1989-го, он умер. Королевство осталось без короля, и естественно возник вопрос о замене. Наступили смутные времена. Шеф что-то чувствуя, отирался в верхах. С будущим руководителем фирмы была такая история. Не главным был он пока на фирме. У Генерального замом, но в руководстве фирмы уже кадры менял. Под себя.
В начале года не стало Генерального. Губителем был – атеросклероз. Собрали сборище. Из министерских и с присутствием правительства. На заключительном расширенном заседании решалось: «Кто станет новым Генеральным? Из министерских или свой?» Чаша весов колеблется.
Ходили слухи, что нам пришлют назначенца из министерства, чиновника до мозга костей, и ещё теплилась надежда, что назначат кого-то из своих. Не кого-то, ясно было кого. Наконец, в ОКБ собрали сборище – обсудить и затем Генеральным утвердить. Нашим карьеристам на нём было важно не только выдвинуть его, но и показать ему свою приверженность в расчёте на будущее.
Тогда в отношениях с шефом у нас и появилась первая трещина. Шеф понадеялся на меня. Пробивал как мог. Ему было важно заявить о нас в новом качестве. С трудом он добился моего присутствия. Ему не терпелось пустить вход моё хвалёное красноречие. Начались выступления в защиту. За этого и того. Все ожидали перелома. Наш тоже из пришельцев. Основная масса выжидала.
Выступить на подобном сборище – то же, что пройтись по вантам крымского моста, заглянув вниз. Всё видно и боязно. Ответственно. Впрочем, поддержка не обязательна, так казалось мне, и был некий люфт. Особое собрание состоялось в особом огромном зале ГОНТИ с моделью первого спутника под потолком вертящемся на гибком подвесе в потоке воздуха. Тем временем прения заканчиваются. Обошлись без меня и слава богу, хотя недовольство шефа налицо. Подвёл я его. Пусть привыкает, хотя он, должно быть, на меня в тот раз своё первое «фе» нарисовал. Заслужено. Не спорю.
В присутствии министерства и военно-промышленной комиссии ЦК, по сути, выяснялось поддержит ли коллектив предприятия нашего нового? Не здешний он, а со стороны, из Днепропетровска, по сути блатной, но заслуживший уже признание по сумме дел.
Конечно, и я понимал свою ответственность, и мог выступить. Даже отлично, переломить, отстоять, зажечь. Понимал я и надежды шефа, и особенность случая. Всё это так, но сохранились во мне крохи свобод, и я размышлял и с интересом поглядывал по сторонам. Кого только нет в зале. Есть из Южного, из Днепропетровска. И Главный оттуда, но успел у нас поработать чуть.
Днепропетровск для меня – родной город. Условно. Здесь жили мои дедушка и бабушка до войны и в войну, пока не погибли в оккупации. Здесь живут и сёстры моей матери, их дети и мужья. Я бываю там редко и по случаю, но с ними чувствую связь и, наверное, должен способствовать выходцу из города, но что-то в этот раз меня сдерживает. Сердцем легко решать. Привыкли мы так, не задумываясь поступать в силу родственности. Такое кровное: сердце, однако, – не мозг, от которого часто подвохи и неприятности.
«Поддержка моя совсем необязательна, и сидим мы с шефом в разных местах. Не дождался шеф, сам выступил. Как смог. По-моему, на троечку. Я бы удачнее выступил. У меня на это дар. Конечно, если захочу. Не марионетка я, хотя и обладаю способностями. Не очень, правда, их ценю. Римляне считали выступления на театральных подмостках уделом рабов. Не раб я, хотя и в меру зависим. Говорят, хороший удар не пропадает и в силах всё переменить. По привычке не решаюсь, колеблюсь, как буриданов осёл.
Выступления моего так и не дождались. Общими интересами пренебрег. Не понял меры ответственности. Однако всё, кажется, обходится. Ни словом шеф меня тогда не попрекнул, но реле недоверия сработало.
Работа с Францией подарила мне массу впечатлений. При нашем менталитете казалось стрёмным путешествовать за казённый счёт по миру. Париж, Тулуза – современные города, сохранившие так много старины. Архитектура, картинные галереи с сокровищами изобразительных искусств. И то, что впечатления дарились мимоходом, придавало им необыкновенную остроту. Конечно, были и организованные экскурсии. Древний Каркасон, Сен -Поль-де-Ванс, Ницца, Монте-Карло, Аэроспасиаль – кузница авиационной индустрии и Фрагонард с алхимией французских духов.
Время словно уплотнилось и два с половиной года проекта пролетели в заботах, хлопотах, трудах, волнениях, радостях и разочарованиях как необыкновенный сон. В заключении состоялся полёт с выходом француза в открытый космос.
А потом всё разом рухнуло как снежный городок в дождь. Перестройка открыла шлюзы. Снялись былые запреты, и оформленный шеф отправился свой первый зарубежный вояж. Не с кем-то, а со своими закадычными друзьями из смежников. Представляю, какой они пели ему фимиам. Таисия была переводчицей. Они с этого момента с шефом –«не разлей вода».