Такие сложные простые истины

Дед как-то сник, потух и замолчал буквально на несколько секунд. Но снова встрепенулся, заулыбался и подвёл итог нашей приватной беседе.

– Ничего, ничего, вы-то ещё молоды! Какие ваши годы! Встретится ещё хороший человек, обязательно встретится!

– Вы сегодня перед обедом про какую-то Любушку хотели мне рассказать, -

напомнила я и опять полезла не в своё дело. – Это кто?

– Как кто? – удивился дед. – Любомира Кнежич. Любовь всей моей жизни!

– А где она теперь? – надо было, конечно, остановиться…

– Где-то здесь, в этих местах, жили мы тогда в Голицыно. Хоронили её без

меня, меня-то здесь уже не было тогда, бросился в бега…

Леонид Аристархович поманил меня пальцем, я, сколько могла, наклонилась к нему из своего кресла поближе. Даже Митюша, сонно дремавшая в полглаза, навострила уши.

– Я ведь, Елена Алексеевна, из-за неё, из-за Любушки моей, человека убил…, – сказал дед шепотом и подмигнул мне правым глазом. – Только вы никому, ей-ей…

На мгновение я потеряла дар речи. Вот это я попала! С одной стороны и жутко, а с другой – ерунда какая-то, смеётся надо мной старик, не иначе! Нормальный человек не станет такое рассказывать едва знакомой женщине, даже если она и хорошая душевная собеседница. Не станет. Если только он был уверен, что я не представляю для него никакой угрозы, и в полицию сразу не побегу. Да, нет же! Бред какой-то! Приснилось что-то старику, а я сразу и поверила. Всё-таки со здоровьем у него, видимо, не всё в порядке.

– А давайте мы с вами, Леонид Аристархович, выпьем положенные пилюли и поедем кататься на свежий воздух. И приятно после такой-то духоты в доме, и полезно. А Машенька все комнаты хорошенько проветрит.

– Я с ума не сошёл и память не потерял! – слегка надулся на меня дед. – Но идея ваша мне нравится. Я на улицу давно не выходил, год или полтора.

– Почему? – сегодня явно был день изумлений.

– Не хотелось мне…

Олег помог одеть деда потеплее, вынес его из дома и усадил в лёгкое передвижное кресло. Пока я, как курица над цыплёнком, хлопотала над Леонидом Аристарховичем, чтобы ему было удобно, борзая через открытую входную дверь выбралась за нами во двор. Снег почти весь растаял. После вчерашнего светопреставления погода улеглась, успокоилась, мирно вошла в обычную колею, и заходящее солнце красным диском висело над высоким забором. Всё клонилось к вечеру, было на удивление даже тепло.

– Елена Алексеевна, сходите в дом оденьтесь теплее, – Маша высунула голову из-за двери.

– Так тепло же, – запротестовала я. – и мы ненадолго, вечереет уже.

– Какое там тепло! – настаивала девушка. – Заболеете, хуже будет. Я вам сейчас что-нибудь вынесу…

– Маша у меня нет ничего, я в манто сюда приехала…

Но кричать было некому, голова в белом чепце мгновенно исчезла за дверью. Через минуту Олег бежал ко мне с курткой.

– Чьё это? – поинтересовалась я.

– Моя куртка. Надевайте! Не бойтесь, она тёплая. Сегодня ветерок играет…

Дед сидел молча и осматривал пустой двор. Дорожки все были очищены от снега, только на газоне ещё оставались белые следы. Митюша носилась по двору как угорелая за невидимым зайцем. Её шерсть развивалась по ветру, длинные ноги спутывались в один клубок и тут же, словно ножки циркуля, раскидывались в противоположные стороны. Голова и шея составляли одну линию, строго параллельную земле. Не собака, а загляденье! Вдруг борзая резко остановилась и притрусила к нам, уткнулась мордой в мои холодные руки и заскулила.

– Ты что, Митюшенька, – я стала нежно поглаживать по ушам, по загривку, – гуляй сегодня здесь. Мы с Леонидом Аристарховичем на улицу не пойдём, темнеет уже. А завтра до обеда выведу тебя на простор, хорошо, Митюш?

Борзая зычно тявкнула и снова понеслась по кругу вдоль забора.

– А ведь она вас поняла, Елена Алексеевна, – сообщил мне дед. – По-своему, конечно, но поняла. А главное, доверилась вам сразу, удивительно ведь, правда? Я бы тоже лет так двадцать назад беспрекословно вам доверился бы.

– Вы меня просто в краску вгоняете, Леонид Аристархович! Вам не стыдно?

– Честно? Нет! Я ведь уже старый, как говорится, песок сыплется… Я же ведь шучу, и вы должны понимать.

– Вы так со всеми патронажными сёстрами шутите?

– Ни с кем! Клянусь! Если бы вы их только видели. Ни малейшего поползновения в душе, а вот к вам почему-то другое отношение, почему?

– Не знаю…