— А вы что, работаете в ателье? — строго спросила Инна Соколовская, будто намеревалась тут же обвинить Лидочку в принадлежности к преступной группе фотографов.
— Нет, — ласково ответила Лидочка, хотя Соколовская категорически ей не понравилась. — Я сотрудничаю в прессе.
Соколовская положила фотографии на стол и вытащила из бокового кармана кителя кусок бумаги, в которую были завернуты кусочки хлеба. Она открыла форточку, высунула руку в окно и высыпала крошки так, чтобы они упали на карниз под окном, — Лидочка поняла, что Соколовской хочется видеть, как благодарно птички будут клевать ее подарок.
— А я вам не поверил, — конфиденциально сообщил ей Андрей Львович. — Думал — придется обойтись без фотографий.
— Я пошла к Севостьянову, — сказала Соколовская. — Если мой будет звонить, скажешь.
— Скажу, — согласился Андрей Львович, но Соколовская и не собиралась уходить. Вместо этого она уселась за свой стол, вытащила ящик и стала не спеша в нем копаться, выкладывая на стол бумажки и делая из них стопочки.
— Гражданка Берестова, — сказал Андрей Львович и надолго замолчал. Лидочка уже догадалась, что он жаждет, чтобы его соратница покинула общий кабинет.
Если не считать настенного плаката-календаря с Гавайскими островами, и прибоем, и пачкой «Баунти» поперек пальмовой кроны, кабинет сыщиков был похож на все подобные кабинеты даже дореволюционного образца, вплоть до особенного тоскливого голубого цвета стен в человеческий рост и побелку выше головы, коричневого стального шкафа, застекленных полок с несекретными бумагами и еще одним сейфом — на низкой тумбе. Приметой времени стояли телефоны — на каждом столе по аппарату.
— Как себя чувствует… пострадавший? — спросила Лидочка.
— Состояние средней тяжести, — ответил лейтенант. — Проникающее ранение в области грудной клетки и пуля в бедре.
— Но он будет жить? — спросила Лидочка, все еще полагая себя помощницей милиционеров.
— Мы надеемся, — сказал лейтенант. Он перекладывал фотографии на столе.
— А кто он такой?
— Его фамилия Петренко. Петренко Александр. Приходилось слышать?
Соколовская неожиданно кашлянула. Предупредительно, как кашляют в фильмах о шпионах, чтобы главный герой не проговорился подосланной к нему врагами проститутке.
Лейтенант, как и положено герою, смутился и сложил фотографии в стопку, как бы подводя итог беседе.
— Спасибо, — произнес он. — Спасибо за помощь. Сегодня я занят, но завтра или, в крайнем случае, послезавтра вам придется дать мне показания. Я вам позвоню домой. Или на службу?
— Домой, — ответила Лидочка, — лучше домой. На службе могут неверно истолковать.
— Надо беречь свою репутацию, тогда истолкуют правильно, — наставительно сказала Соколовская.
— Вы меня неверно поняли, — ответила Лида. — Они удивятся, каких я нашла знакомых.
Лидочка поднялась. В конце концов, она выполнила гражданский долг. Соколовская еле кивнула ей. Лейтенант поднялся, ожидая, пока она покинет комнату.
Лидочка вышла в узкий коридор. Петренко Александр. Какая-то украинская фамилия.
Теперь можно было отправляться на рынок. Лидочка была так рада, что наконец-то отыскала Татьяну Иосифовну, что недоверие новых милицейских знакомых ее не огорчило.
По дороге с рынка — она обещала коменданту быть к часу, чтобы он занес стекло, — Лидочка побежала по магазинам. Уважаемая госпожа Флотская на даче для жертв сталинского режима ожидала от нее материальной помощи. И Лидочка должна была предоставить ей эту помощь в гигантских масштабах, потому что с Татьяной Иосифовной она связывала большие надежды.
Комендант маялся перед подъездом, правда, чтобы не терять времени даром, давал какие-то ценные указания дворнику, вяло бившему ломом по наросшим под сточными трубами глыбам льда.
Лидочке он обрадовался. Даже не стал упрекать в опоздании — мужчине, даже самому эгоистичному, неловко упрекать в опоздании женщину, которая волочит сумку чуть меньше ее самой размером.
— Я стекло достал, — сообщил он. — Пошли работать.
— Только, пожалуйста, поторопитесь, — попросила Лидочка, — мне надо за город ехать, уже скоро два часа.
— Один миг, одно мгновение, — сказал комендант.
Квартира согрелась, только на кухне было еще холодно, тянуло от незамазанного окна.
Комендант повесил шинель в коридоре, под ней оказался пиджак с такими же орденскими планками.
— Я вам так благодарна, — сказала Лидочка. — Вы меня так выручили, просто не представляете. Вы простите, что я вам даже чаю не предлагаю, я на самом деле тороплюсь. Мне за город надо, а там днем зимой электрички редко ходят.
— К тому же, — подтвердил комендант, — они даже расписание не соблюдают. Доходит до возмутительных случаев. А что за спешка такая?
— Моя знакомая, старая женщина, просила приехать сегодня, — сказала Лидочка. — Я эту женщину давно искала.
— Долг надо получать?
— Можно сказать, и долг. Но не в прямом смысле этого слова.
— Ну, не надо, — сказал комендант, будто утешая Лидочку. — Не хочешь — не рассказывай. Меня эти ваши дела не касаются. А от станции далеко?
— Минут пятнадцать.
Комендант взял у Лидочки столовый нож. Он накладывал на раму и разравнивал им замазку.