Такое кино

Она расплатилась на ресепшене, Ире дала чаевые. Та спокойно сунула деньги в карман. Получив скидочный флаер и приглашение почаще заходить, Мордвинова вышла на шумную улицу. Оглядев ее победоносным взглядом, она произнесла вслух:

— Ну, теперь держитесь!

Глава 4 Приключения на площадке

— Нет, не то! — кипятился молодой режиссер Леша Анкудинов. — Это же эпизод, крупный план.

— Но это актриса, отобранная на кастинге! — отвечала ассистент по актерам Лариса.

— А я говорю, не то, — стоял на своем режиссер. — Мне нужны другие лица.

Взгляд его упал на Аню, которая следила за площадкой.

— Вот такие лица мне нужны! Аня, иди сюда!

Она нахмурилась:

— Зачем?

— Ну, иди же.

Аня неохотно приблизилась к режиссеру.

Люди кино часто удивлялись, почему она не снимается. Режиссеры, восхищенные благородной красотой ее черт, спрашивали:

— Вы хотите сниматься?

Она неизменно отвечала:

— Нет!

И все предложения решительно отметались. С Лешей же у Ани сложились дружеские отношения, и отказать ему было невозможно.

— Встань сюда, — командовал режиссер. — Так. Что я говорил? На грим и костюм! Будем снимать тебя.

Он не стал слушать ее возражений, тотчас переключившись на оператора.

Злясь на себя и на Лешу, Аня подчинилась. Она отправилась в костюмваген. По дороге отыскала глазами возле светобазы плечистую фигуру Тима. Тот держался поодаль от развеселой компании «светиков».

И других компаний будто чурался, поэтому не остался тогда праздновать день рождения Саши Дронова. Ане было скучно, и пить вовсе не хотелось. «Светики» надоедали приставаниями и плоскими шутками, гримеры, как всегда, напились и затянули вместе с Сашей военную народную песню, пересыпанную матерными словами:

— Подкрепленье не пришло, нас с тобою на…ли. Пушка сдохла, все, п…ц…

Словом, все было как всегда.

Войдя в вагончик, Аня столкнулась с Женей, в который уже раз удивилась ее преображению.

— Мам, я тебя опять не узнала! — улыбнулась она.

— Вот такая я! — засмеялась та и опять показалась Ане незнакомой молодой женщиной.

— Меня снимать собираются в эпизоде, — пожаловалась она.

— Ну, ничего, мелькнешь на секунду, никто и не обратит внимания! — утешила Женя, зная, как дочь не любит такой публичности. Аня занялась подбором костюма для крохотной роли.

Вилинской, художника по костюмам, как всегда, не было на площадке. Пришлось самой все решать на ходу. Подготовка всегда занимает много времени, порой много больше, чем сами съемки, но теперь все было наоборот. Общими усилиями костюмерного департамента подобрали пальто с воротником-шалькой эпохи 40-х — 50-х годов, на голову черный берет, на ноги какие-то боты. Показали режиссеру, одобрил. Теперь на грим.

Гримеры встретили ее ласково:

— А что, Аня, хорошо: поснимаешься, может, актрисой станешь, — говорила Наташа, подбирая нужный тон для лица. — Брови, молодец, не выщипываешь. Синячки сейчас подмажем.

Она мазнула по ребру ладони бежевым гримом, смешала с более светлым тоном. Спонжиком стала наносить его на лицо. Другой гример, Таня, занялась волосами. Обе при этом что-то говорили, подбадривали.

Гримеры ближе всего к артисту. С них начинается преображение актера в героя. От них часто зависит и его настроение на площадке. Бывало, режиссер пожалуется:

— Что-то он в плохом настроении, — речь, как правило, идет об известном актере, от которого многое зависит в фильме, — девчонки, давайте, развеселите его!

И они действительно развеселят. Все-то они знают, остры на язычок, всю жизнь в кино.

— Ну, вот все и готово! — сказала Наташа, в последний раз мазнув губы и оглядев лицо Ани.

Ей все же любопытно было оказаться по ту сторону зеркала, то бишь в качестве актрисы. Однако лишь в первый момент. Очутиться в центре площадки, когда на тебя нацелена камера и все внимание съемочной группы сосредоточилось на тебе! Бр-р! Съемки длились бесконечно, или мне это показалось? Да, актерский хлеб нелегок, что ни говори. А ведь им еще приходится сниматься в постельных сценах, целоваться и все такое. И не только с симпатичными коллегами. Ужас!

Леша вновь и вновь требовал дубль, добивался чего-то одному ему ведомого. Он смотрел в плейбек, изучал лицо Ани и снова командовал дубль. Оператор, ободряя, показывал ей большой палец: мол, все хорошо, не волнуйся. Наташа подошла, шепнула:

— Губки не поджимай! Молодчина, Анечка!

«А ведь на пленке это займет каких-нибудь пять-десять секунд!» — устало думала она и снова делала одно и то же: выходила из дверей ресторана, сталкиваясь с главным героем, который провожал ее взглядом. Шла к стоявшему поодаль военному в портупее, принимала от него цветы и невольно уворачивалась от легкого приветственного поцелуя.

Аня окончательно выбилась из сил, когда режиссер наконец-то получил желаемое.

— Все! Молодец. Снято.

Аня поплелась переодеваться. Подходя к вагончику, она вновь ощутила на себе чей-то взгляд. Оглянувшись на долю секунды, успела лишь увидеть, как Тимофей отворачивается и заговаривает о чем-то с дольщиками. И мысль, что он тоже был свидетелем ее позора, почему-то окончательно добила незадачливую актрису.