Такое взрослое детство

— Да нет, не похоже, — ответил отец. — А вообще, черт его знает, все может быть. Как ручаться?

По-прежнему мы пасли коров в разных местах, по-прежнему они чувствовали полную свободу и поэтому не терялись, не ночевали в лесу, домой возвращались сытыми с переполненным выменем. Никто не знал, как мы пасем, — никому это и не надо было… Но однажды приболел Коля, и нам вместо него занарядили пожилую женщину, которую все звали Ермолихой. Она пасла впервые и, бедная, вся измаялась еще с утра. Ей, как и мне когда-то, казалось, что коровы в лесу разбегутся и потом их не соберешь. Она металась по лесу, подгоняла одних, заворачивала других, старалась согнать их в кучу.

Заметив это ее усердие, отец подошел к ней и пояснил, как надо пасти, но она не соглашалась с ним. Тогда он предупредил: если она еще будет тревожить коров, он отправит ее в поселок. Он отошел от нее, сел на колодину и продолжал читать «Тараса Бульбу», отмахиваясь от комаров книгой. Коровы сначала разбрелись по лесу широко, редко которую видно было, а наевшись, начали сходиться. Когда все собрались на стоянку, отец захлопнул книгу, и мы стали обедать.

На следующий день по поселку прошел слух, что наш отец — колдун и что книжка у него есть колдовская. Ермолиха своими глазами видела: махнет в одну сторону той книжкой — коровы туда идут, махнет в другую сторону — они в другую идут. А захлопнет книжку — все коровы в куче. Которые стоят, которые лежат, а бык ему голову лижет… Когда этот слух дошел до нас, отец смеялся больше всех. А верующая мать крестилась и переживала, что отца колдуном посчитали.

Оберегал отец коров. Даже запретил нам с Колей вицу на них поднимать, бегом гнать. А я нет-нет да и применял один способ. В середине лета, в самую знойную пору мы в полдень пригоняли стадо домой. Коровы колхозников домой охотно шли — их дома ждало пойло какое-нибудь. Колхозным же коровам днем ничего не давали. Предложат пустой воды, подоят — и вся забота. Поэтому некоторые из них днем домой собирались неторопко. Их приходилось выковыривать из кустов, подгонять, покрикивать на них.

И тут нам с Колей пала хорошая догадка: мы сквозь зубы издавали звук, в точности похожий на жужжание той редкой кусачей мухи, которую коровы боятся пуще слепня и паута. Непослушницы позадирали хвосты и мигом догнали стадо. Отец заметил это и отругал нас — запретил пользоваться этим. Коля послушался сразу, а я нет-нет да и нарушал запрет, когда поблизости отца не было. Смешно было наблюдать несмышленость коров — думали, та муха объявилась возле них. А ее и близко не было. Я ведь еще не переживал, как отец, что потревоженные коровы меньше молока домой принесут.

НЕ ЖИЗНЬ, А СКАЗКА

В тот год в Куренево стояло обыкновенное уральское лето: вперемешку тепло с дождями и с прохладными ночами. Люди говорили: «Дожди нужные, впору», а мне в лаптях думалось, что дождей шло намного больше, чем надо. Только брызнет дождик — роса кругом в лесу, портянки и штаны насквозь мокрые. От сырых портянок кожа на ногах все лето белая-белая, как мел, и меж пальцев прело. Отец наказал промеж пальцев тележной мазью густо смазывать, когда утром в лапти обувались. Мазали, помогало.

А взрослые колхозники радовались дождям, радовались тому, что урожай обещает быть добрым, много хлеба перепадет на трудодень. Может, и вправду удастся навсегда распрощаться с проголодью, может, и вправду каждая семья крепко на ноги станет… Но больше хлеба получат те, у кого трудодней больше окажется. Поэтому страсть как за трудоднями гонялись. Ведь крестьянин — богатый или бедный — всегда был жаден до хлеба, а тут еще голод…

Дома оставались только старики да дети малые. Остальные трудодни зарабатывали. Гоним стадо домой с закатом солнца, а колхозники только с работы возвращаются. Бабы впереди спешат, разбирают своих коров и, ласково хлопая их по бокам, уводят домой доить.

Солнце куреневское почему-то всегда лениво заходило. В лесу, бывало, вовсе овечереет, а придешь с коровами в поселок, в тот конец, что на бугре, — оно еще висит над лесинами. Зато всходило солнце шибко ходко. Еще не успеешь лапти обуть, а оно, тоже ладом не отдохнувшее за ночь, уже карабкается по кромке неба разломанным желтком из-за леса за озером. Еще спать охота, спасу нет, а оно торопит: пора стадо выгонять пасти… Удивляло, как это людям не спалось в такую рань? Сосед старик Гороховский уже на завалине сидит, прилаживается литовки отбивать. Кто его торопил? Никто, сам рано вставал. На его месте я весь день спал бы. Хотя бы один раз за лето выспаться. Заболеть бы хоть.