Такое запутанное дело. Когда конец близок

В последние несколько недель тема убийств отошла на второй план. Тремейн не интересовался новыми примерами склонности человечества уничтожать себе подобных с помощью огнестрельного и холодного оружия, ядов или тяжелых тупых предметов. И он был этому рад. Было время, когда мысль о непосредственном участии в раскрытии преступлений вместо чтения газетных отчетов заставляла сердце биться быстрее. Теперь же стало ясно, что процесс расследования вовсе не ограничивается решением увлекательной логической задачи. Реальное убийство – в отличие от описания на печатной странице – неизменно выглядит печальным, грязным и отвратительным.

Всегда существует жертва – настоящий, еще недавно живой человек, а не абстрактное имя. Есть преступник, за время расследования успевший стать хорошо знакомым, а порой и приятелем. Тем тяжелее воспринимается необходимость клеймить огненной печатью вины больную, израненную душу. Открыв страшную правду, приходится торопливо через нее переступать и изо всех сил пытаться забыть, пока ужас не поработил волю.

Легко жить, никого не выслеживая, не думая о том, что убийца понимает твои действия и с затаенным в сердце страхом, с плохо скрытой ненавистью наблюдает, приближаешься ли ты к правде или нет. Приятно иметь возможность отправиться на бал и в дом знаменитого художника Адриана Картхэллоу без утомительной мысли о неизбежности рокового момента обвинения, когда придется отбросить притворство и призвать на помощь устрашающие атрибуты закона.

В гостях у Картхэллоу было множество незнакомых Тремейну людей, и поначалу он даже усомнился, следовало ли здесь появляться. Однако опасения оказались напрасными. Картхэллоу предпринял все, чтобы гость не страдал от одиночества.

Дом приятно удивил богатой обстановкой. Мордекай Тремейн сделал вывод о значительных гонорарах и подумал, что быть успешным художником чрезвычайно приятно. Несколько авторских этюдов украшали стены. Большей частью – пейзажи Корнуолла. Восхищенный необузданной красотой моря и скал, Тремейн не смог удержаться от расспросов.

– Здесь изображено побережье в окрестностях Фалпорта, – пояснил Картхэллоу. – Обычно мы с Хелен проводим там несколько летних месяцев – в своем доме неподалеку от города.

Он подождал, будто предполагая услышать комментарий, однако Мордекай Тремейн еще не знал о существовании особняка «Парадиз», а потому промолчал. То ли почувствовав искренний интерес к своему творчеству, то ли по каким-то неясным личным причинам Картхэллоу неожиданно разоткровенничался. На несколько минут он покинул гостей и повел Тремейна в студию – огромную светлую комнату, занимавшую почти весь верхний этаж.

Мордекай Тремейн восхищенно рассматривал расставленные вдоль стен полотна, мольберты и различные инструменты, необходимые в ремесле художника: кисти, палитры, краски, масла, лаки. На столе возле окна беспорядочно теснились пастельные наброски. В дальнем конце комнаты возвышался подиум с креслом для моделей. Мордекай Тремейн вздохнул.

– Вероятно, творчество приносит огромное удовлетворение, – заметил он. – Как важно сознавать, что если бы не собственное усердие, мастерство и талант, произведение искусства не появилось бы на свет.

– К сожалению, так случается далеко не всегда, – возразил Картхэллоу. – Бывает, спрашиваешь себя, не напрасно ли вообще взялся за работу!

Однако в голосе его не слышалось правды. Вместо искренности звучало странное торжество. Мордекай Тремейн прошелся по студии. Некоторые картины были закончены, другие явно требовали внимания и усилий. Он вспомнил о недавно покинувшем эти стены провокационном портрете Кристины Нил и раздумывал, как лучше задать вопрос. В итоге начал издалека:

– Выбрав тему нового произведения – например, образ для портрета, – каким способом вы приступаете к работе? Составляете ли заранее конкретный план или дожидаетесь начала сеансов и пишете только то, что видите в данный момент?

Картхэллоу нахмурился и, словно позируя, остановился в центре мастерской – в самой светлой точке пространства.

– Я пытаюсь изобразить те черты характера, какие кажутся мне типичными. Разные люди несут различное настроение. Важно поймать доминирующее впечатление и вывести его на том фоне, который особенно ярко представит необходимые грани образа.

Мордекай Тремейн с понимающим видом кивнул, в то же время мысленно стараясь перевести сказанное на обычный язык и применить к портрету Кристины Нил. Картхэллоу написал эту картину с определенной целью, полагая, что передает на холсте правду жизни так, как видит. Но видел он особую правду, потому что сам был особым человеком.

– Насколько я могу судить, – произнес Тремейн, – вы пишете не для того, чтобы запечатлеть внешний образ, который способна увидеть фотокамера, а стараясь передать индивидуальность человека?

– Я всегда работаю с желанием увидеть в глазах модели душу и, словно булавкой, приколоть ее к холсту, – ответил Картхэллоу. Фраза ему понравилась, потому что он с удовольствием повторил и подчеркнул: – Да, приколоть душу к холсту. Вот в чем заключается истинное призвание художника!