Такой, как ты (СИ)

   Резкий запах человеческого пота, медвяно-бензиновый - гланг, металлически-ржавый - оборудования. Раздражающая сухость воздуха. Не продыхнуть. Я жду.

   Вкус крови из треснувших губ. Горечь миндаля. Сладость воды. Всё потом, потом... Я - жду.

   Я дождался.

   - "Внимание! Отмена астероидной угрозы! Переход на штатный режим работы! Внимание!"

   - Прогноз?! - срывает голос Астахов.

   - "Вероятность поражения ноль целых семь десятых процента. Рой прошел. Рекомендую..."

   Слышен слабый треск в наушниках, и голос компа замолкает. И сразу же в корпус отдается тяжким ударом.

   - Вот тебе и семь десятых. Попал напоследок.

   Вой сигнала разгерметизации. Свист уходящего воздуха. Автоматическое захлопывание лицевых пластин на шлемах. Аварийное освещение.

   Осколок ударяет куда надо. Как раз в то место, где может нанести максимальный вред. Вырубилась система жизнеобеспечения, отключилась вся энергетика контрольного пункта, не функционирует контрольно-следящая аппаратура, управляющие системы. Мы - в остывающем пузырьке, быстро теряющем воздух. И этот пузырек, не слышит, не видит и не может никому сообщить, что происходит с ним и с разумными на его борту. Что делать разумным в такой ситуации? Правильный ответ - ничего. Ждать. Не двигаться. Уснуть. Экономить кислород. Глангам, конечно, проще. В крайнем случае, они помогут спасателям вытащить наши с Астаховым тела из пункта. Тинта и Рисса доживут до прилета катера. Про нас я не уверен.

   - Клим, ты как? Рация работает?

   - Работает...

   - Значит, порядок. А у меня не очень: плохо тебя слышу. Так что если не буду отвечать, это совсем ничего не значит. Слушай, я тебе что-нибудь расскажу. Ну, чтоб ты себя увереннее чувствовал. Потому как сколько нам ждать - я не знаю. Мало ли когда они катер вышлют. Нет, надо, конечно, надеяться, что сразу, как только рой пройдет. Кого им еще спасать, кроме нас? А вдруг, есть кого? Более значительного. По должности, или по количеству. Что им два человека, если где-то сотня помощи дожидается? Хотя, вряд ли. Откуда столько народа на станции? Да и если на станции - им ведь помощь не нужна? Конечно, могло корабль какой-нибудь задеть, случайно пришедший, когда астероид пролетал. Так ведь не было кораблей. Я ситуацию отслеживал. Так что нас и будут спасать. Им же тоже поработать хочется. Мы - лакомый кусочек, так сказать.

   - Что, дефицит аварийных ситуаций? - пытаюсь я поддержать монолог Астахова. - Когда ж в последний раз спасатели по специальности работали?

   - Давно у нас такого не случалось... Да что давно! Вообще никогда! Я-то думал, что в самое спокойное место тебя посылаю. Вишь, как оказалось. Просчитался. Ты уж извини.

   - Ничего, Дмитрий Сергеевич, всё нормально, - успокаиваю я его. До красного сектора в манометре еще минут пять кислорода. Если его экономить. Если не делать резких движений. Если отрешиться от всего, что беспокоит. От мыслей. От образов. От посторонних звуков...

   Я слышу сигнал в полусдохшей рации: "Сеть, ответьте! Сеть, ответьте! Сближаемся с вами. Приготовиться к эвакуации". Астахов не слышит. Его рация не работает на прием. Он что-то непрерывно бормочет, забивая мне далекий сигнал, мешая понять, что от нас хотят спасатели. Ничего особенного: чтобы мы не мешали им делать свое дело. Хорошо, что Астахов не слышит их, а то живо полетел бы выговаривать, что они всё делают не так, а как надо - он им сейчас покажет!

   Кислород на исходе. Я еще не научился дышать пустотой. Хочется откинуть лицевую пластину и вдохнуть. И надо уговаривать себя, что в помещении воздуха еще меньше, чем в баллонах скафандра. Гланги суетятся у шлюза. Астахов висит спиной к ним, лицом ко мне. Шлем кажется круглой дверью, вокруг которой всё начинает медленно поворачиваться: тусклые лампы, неработающие приборы, бригадир, гланги. Всё это размывается, закручиваясь спиралью вокруг лица Дмитрия Сергеевича.

   И четко слышны слова, которые доносятся до меня абсолютно не в такт шевелящимся губам Астахова:

   - ...В общем, если выберемся, на монтаж пойдем. На монтаже такие люди нужны, - и поясняет для непонятливых. - Как ты, Клим.