Такой славный убийца

— До тех пор, пока существует человечество, оно будет неизбежно сталкиваться с экстремальными ситуациями: стихийными бедствиями, катастрофами, преступлениями, войнами и конфликтами не только на Земле, но и в иных мирах… Это значит, что, каким бы хорошим и добрым ни стал Человек вообще, всегда найдутся факторы, которые будут угрожать его безопасности. Именно поэтому, отказавшись от содержания регулярных армий, сообщество земных наций было вынуждено учредить специальный отряд хардеров, — начал юноша. — И лично мне плевать, как и против кого я сражаюсь! Для меня важнее другое — я нужен людям! Да, моя профессия чаще всего связана с грязью и кровью — чужой кровью, но поймите вы наконец: мы, хардеры, такие, какими вы хотите нас видеть! Простите за сравнение, но иногда вы, люди, напоминаете мне римлян, глазеющих в цирке на то, как гладиаторы-смертники сражаются с дикими зверями и друг с другом. Вы так презираете этих грязных бойцов, и вас тошнит от хладнокровно распоротых животов и раскроенных черепов, но они нужны вам, чтобы доставлять вам садистское наслаждение, потому что на фоне их, негодяев, вы можете любоваться собой: ах, какой я хороший, какой я славный! А убийца, по-вашему, славным быть не может!..

В этом месте Лигум с горечью осознал, что слишком далеко зашел в своем монологе и что перебарщивает в пылу с обвинениями и сравнениями, но остановиться ему было очень трудно. Левендорский перебил его:

— А вы, конечно же, хотели бы, чтобы вас все любили и лелеяли, не так ли? Нет уж, дорогой мой, так в жизни не бывает!.. И потом, всё относительно. Да, вы, возможно, нужны, но нужны-то вы не всему человечеству, а кучке политиков и людям, обладающим реальной властью. А мне, например, вы совсем не нужны и никогда нужны не будете!..

Он резко повернулся и вышел из комнаты.

Взгляды Лигума и Левендорского-младшего встретились, и Рил с непонятной гордостью спросил:

— Хотите, я подарю вам что-нибудь из папиных книг? Почитаете, когда время будет… А иначе спорить с ним бесполезно!

— Нет, — сказал Лигум. — Не хочу.

Он уже повернулся, собираясь уходить, как вдруг Рил спросил его:

— Скажите, а как стать хардером?

Это было даже больно, потому что напоминало о том, чего стараешься не вспоминать. Однако Лигум все-таки превозмог себя.

— И не пытайся, малыш, — сказал он, не глядя на мальчика. — Хардерами не становятся — ими рождаются…

И это признание было не высокими словами-пустышками, а чистой правдой.

8

Солнце стояло высоко. Школьные занятия, наверное, уже закончились, потому что Лигуму то и дело попадались на глаза кучки детей. Они были заняты вовсе не беготней, прятками, лазанием по деревьям и потасовками, как делают дети во всем мире, когда у них выпадает хотя бы несколько минут свободы без контроля взрослых. Клевезальские дети о чем-то тихо беседовали, собравшись тесным кружком. Кое-кто из них, нахлобучив на лоб забрало вирт-шлема, сосредоточенно блуждал по виртуальному пространству, и до своих сверстников ему не было абсолютно никакого дела. Другие, закрыв глаза, самозабвенно отдавались прослушиванию турбозвучков, и Лигум сильно сомневался, что они слушают, скажем, лекцию по теории систем. Нет, судя по ритмичному притопыванию или качанию нижних конечностей владельцев турбозвучков, слушали они музыку, причем отнюдь не классику…

… Теперь понятно, откуда берутся в мире такие умненькие кены левендорские — начитанные, все знающие, вернее, думающие, что все знающие и умеющие. Прогресс человечества, конечно, хорош, но есть и у него свои отрыжки. Например, лишение детей нормального детства с его прелестями и радостями… Нет, одернул он самого себя, ты все-таки стареешь, Дан, раз начинаешь ворчать по поводу прогресса. С чего ты взял, что эти дети лишены радости? Может, им интереснее не носиться как угорелым, а заниматься самосовершенствованием и самовоспитанием?..