Алфреда вопрос любви, по ее наблюдениям, уже мало волновал. Во всяком случае, к Землянике ему уже не очень хотелось повернуться в постели лицом. Оказывается, и это дело, если каждый день, если даже изобретательно, если даже очень искусно, — надоест уже за одно то, что достигается таким старанием. И если ничто другое в человеке не привлекает… Не пасьянс же, в конце концов!
Но он не роптал, старался ее не обижать, в одном лишь понимании утвердился: за собственные глупости, слабости или соблазны другие не должны расплачиваться. Когда они начинали — было же интересно с нею! Он оставил Хелли с ее болью, но виновата в этом все же не Земляника: та с радостью принимала, что ей предлагали, она такая, какая есть, у нее свое представление о счастье. К тому же учитывая, в каком они сейчас оказались положении, то могла бы и оставить его, но она разделяет его участь. Было бы чудесно, если бы он всегда занимался земледелием на каком-нибудь маленьком хуторе, как об этом мечтала Хелли!.. Да, но кто гарантирует, что сейчас он бы не сожалел, что не делает мебель, как всегда сам мечтал?
Несколько дней Алфред, пробиваясь через сугробы, слонялся по окружающим пастбищам. Однако скоро это надоело. Он стал, орудуя топором, мастерить полки, приводить в порядок сломанный сруб колодца, выискивал другую работу; потом пришло решение побывать на Сааре. Опасно, конечно, но если осторожно, ночью… Он ведь опытный, сам устраивал засады, знает, как это делается, как надо идти, чтоб на них не нарваться. А идти необходимо. Возможно, и не было такой острой необходимости, возможно, что он себе ее попросту внушил, но…
Во-первых, беспокоило положение Короля: как он там, не нуждается ли в чем? Еще он сильно боялся, что люди из коричневого коттеджа могут взять Его Величество в качестве заложника, чтоб он, Алфред, за ним пришел. Но, подумав, эту мысль отбросил. Слишком невелик… этот Величество. Другое дело, если бы Хелли или даже Земляника. Во-вторых, сидеть сложа руки стало невмоготу. Можно бы что-нибудь смастерить, но, чтобы столярничать, необходимы определенные инструменты. А они на Сааре. Земляника хоть оборочки на фартук может строчить, ему же заняться нечем.
Возможно, и письмо Хелли толкнуло пойти в Звенинога, узнать о Короле. Он ей не ответил и не ответит, но на Сааре сходит. Именно сходит; как же иначе туда добраться?.. Заодно зайдет в Карула к матери Земляники и захватит что-нибудь из продуктов. Правда, между ними решено, что за продуктами станет ходить — именно ходить! — Земляника, но один-единственный раз он и сам рискнет.
Земляника не нашла что-либо возразить. Она понимала: ему необходимо себя занять. А Король… Это же естественно, что и о нем он беспокоится. Ее собственный Йентс живет у ее матери, ходит в школу, и с этим забот нет. Боязно ей, что и говорить: вдруг он не вернется, всякое может приключиться. Но карты ничего такого не предсказали. Относительно же ее любовных страданий — в этом походе ему не до этого.
Алфреду предстояло идти проселочными дорогами и лесными тропами. Оставалось выбрать: через Кишмялягушки или лес Смотригора? Лучше через лес, решил он. Алфреда в лицо не всякий на Острове знал, ведь Остров достаточно большой, даже если пограничники встретятся, тоже не обратят внимания на прохожего, но вот истребители или милиция — эти потребуют документы, не говоря о том, что случится, ежели встретятся хозяева «мерседеса»… Нет, нет, Алфред осмотрительный! К Звенинога он подойдет ночью.
Отправился в путь, как только потемнело. Он шел вполне уверенно, пошел лесом Смотригора, даже не подозревая, что пробирается недалеко от тех зловещих ям, в которых нашли свой конец многие десятки островитян, сраженные пулями самообороновцев, — те самые, чье перезахоронение они с Эдгаром не так давно наблюдали.
До лесов Брюквинского мыза он прошел благополучно, на пути встречались редкие прохожие, присматривались, конечно, ведь островитяне всегда отличались любознательностью, но Алфред их не боялся, поскольку он их не знал — значит, не знали и они его. А вообще-то, мало кто из деревенских жителей находил удовольствие в ночных прогулках в такое время, все старались справиться с делами до наступления темноты. Когда Алфред уже подходил к деревне Розвальни, откуда-то из темноты, из-за кустов внезапно появились люди. От неожиданности он похолодел, а ведь как внимателен был, как осмотрительно шел…
Ему скомандовали поднять руки, и он их поднял. Окружили его трое мужчин, в отдалении приближалась еще одна фигура, как ему показалось — в темноте он плохо различал — женщина. В грудь ему наставили дуло автомата, кто-то стал обыскивать, и он радовался, что расстался с револьвером, от этой штуки мало проку, навредить же она могла.