Такса

Олег не верил своим ушам. Ну и нахал. Вдохнул воздуха, чтобы поставить оборзевшего водилу на место, а вместо этого… Теперь он не верил и собственным глазам, разглядывая фигуру в водительском кресле.

Низко надвинутая на глаза кепка с узким козырьком. Из-под козырька — внимательный взгляд прищуренных глаз. Клетчатая рубашка, стеганый нейлоновый жилет. Руки в перчатках без пальцев, одна — на руле, другая — на рычаге коробки передач. Вся поза расслабленная и собранная одновременно — выдает человека, чувствующего себя за рулем как рыба в воде. В общем, типичный водила. И вместе с тем…

Невысокая хрупкая фигура. Из-под обрезанных краев перчаток видны изящные тонкие пальцы, уверенно сжимающие руль и рычаг коробки. В свете проносящихся мимо фонарей отчетливо видно высокие, дерзко очерченные скулы, маленький подбородок и пухлые губки. И еще — скользящую из-под кепки глубоко за спину, заплетенную в косу копну волос. Да как он мог не заметить! Не может быть…

— Ты — девушка?

— Не думаю, что у вас есть право задавать такие интимные вопросы, — это «чудо» еще и подкалывает его. При этом не отрывая внимательного взгляда от дороги. — Хотя… клиент всегда прав. Поэтому отвечу. Нет, не девушка. Уже лет восемь. А что, вы доверяете извоз своей особы только храмовым девственницам?

Олег в немом изумлении изгибает бровь. Ну, надо же… Доморощенный юморист. А голос… Да уж, теперь ошибиться невозможно. Голос женский, довольно мелодичный. Как же он не заметил? Вот идиот… Объяснение только одно — голова у него занята предстоящей поездкой, да и не мог предположить он такого…

В машине, между тем, оживает рация.

— Девять-три, девять-три, ответьте диспетчеру.

Девушка берет рацию.

— Девять-три — диспетчеру. На связи.

— Девять-три, клиента взяли?

— Девять-три — диспетчеру. Да, клиент в машине. Работаю.

— Диспетчер — девять-три. Удачи. Отбой.

Олег не успевает сказать ничего, как рация оживает снова.

— Девять-три, ты букет-то выкинула? Который тебе тот лысый пижон подарил?

— Федюнчик, это ты? — от ее сладкого, елейного голоса Олега передергивает.

— Я, конфетка моя, я. Так что там с букетом? Или себе оставила? На долгую память?

— Феденька, а почему бы тебе…

Далее следует такое, что у Олега вырывается нервный смешок. Вот бы Годзилле такую ученицу. Она бы вскоре переплюнула наставника.

Рация взрывается раздраженным женским голосом.

— Диспетчер — Девять-три, Пять-семь, отставить левые разговоры в эфире.

— Девять три — диспетчеру. Слушаюсь. Отбой.

Олег, уже не таясь, в упор разглядывал свою… водительницу. Кажется, симпатичная девчонка. Что же она так, как сапожник…

— Что ж ты так неласково….

— С волками жить… — беспечно отозвался «Шумахер в юбке», бросая машину в очередной поворот. Олег лишь выдохнул сквозь зубы, когда обочина пронеслась опять умопомрачительно близко. Разговором ее отвлечь, что ли… Может, не будет тогда метелить так, как будто за ними погоня.

— Извини, что отдал тебе чемодан. Я не заметил, что ты… не парень. Я бы и сам его в багажник убрал.

— Да ладно, не впервой. Это моя работа, — она по-прежнему не смотрит на него, внимание — дороге. — И потом, не очень-то он и тяжелый. Что, большую часть косметички дома оставили?

— Чего? — Олег задохнулся от возмущения.

— Извините, — поспешно ответила она. — Непроизвольно вырвалось. С вашей-то внешностью…

— А что не так с моей внешностью? — Олег взбешен. Все-таки эта ситуация в целом его допекла, и он разозлился.

К тому же он знал ответ на свой вопрос. Что не так с его внешностью.

Высокий. Раньше можно было сказать — тонкий и звонкий. Теперь — просто стройный. Густые светло-русые, слегка вьющиеся волосы. Огромные голубые глаза в обрамлении длинных темных ресниц. Правильной формы нос и подбородок. Идеально очерченные крупные губы.

Все свое подростковое детство и студенческую юность Олег был почетным принцем. Предметом девичьих грез и мечтаний. Объектом первой любви как минимум половины одноклассниц. Бессменным рекордсменом по количеству получаемых валентинок и просто любовных записок на бумажках в лиловую клеточку. И как же он это все ненавидел!

Школьные друзья подкалывали и дразнили его, втайне завидуя такому вниманию со стороны девочек. А Олег тяготился этим. Смущался. Он не мог относиться к этому просто так. Чувствовал себя виноватым в том, что не мог ответить на все эти чувства. И как будто обязанным. И прозвище «Принц», намертво прилепившееся к нему еще в шестом кассе, его страшно бесило.