Такси для ангела

…Через полчаса мы наконец‑то добрались до уже основательно мной подзабытого исторического центра и с ходу пронзили Кривоколенный переулок. За это время я успела узнать, что Дарья ведет в «Роад Муви» рубрику «Гамбургский петух» (рецензии на книжные новинки), съездила в Венецию и Мадрас, была на приеме в австрийском посольстве, где ей поцеловал руку «дыши глубже, сам Никас Супрунов» (интересно, кто это такой?). Кроме того, она поменяла два резца в верхней челюсти и двух мужей. И сейчас подыскивает спутника жизни под номером три.

— А кто это — Никас Супрунов?

— Художник, деревня! — Дарья смерила меня презрительным взглядом. — Берет пятьдесят тысяч за холст. В баксах, между прочим. А какой сексапил — просто фантастика!.. Отдалась бы ему прямо на биде!

Редакция «Роад Муви» находилась в самом конце патриархального Кривоколенного и занимала двухэтажный особняк, украшенный колоннами. Площадка перед особняком была заставлена дорогими иномарками, из чего я сделала вывод, что дела у концептуального издания обстоят неплохо.

Мы поднялись на второй этаж, и Дарья приветливо распахнула передо мной дверь с табличкой «Гамбургский петух».

— Я к главному, ненадолго. А это тебе, чтобы не скучать.

И, сунув мне внушительную стопку «Роад Муви», она пулей вылетела из комнаты.

Глянцевые знаменитости обоих полов — все как один холеные, загорелые, оскалившие в снисходительной улыбке идеально ровные зубы (уж не сам ли господь бог снабжает запасными челюстями своих любимцев?); глянцевые знаменитости — мне не было никакого дела ни до них самих, ни до их верных возлюбленных и верных татуировок, ни до их обожаемых устриц и обожаемых ботинок в стиле «унисекс».

Дарья — совсем другое дело. Дарья — моя лучшая подруга. Соратница и наперсница, с которой прожито пять незабываемых лет в общаге универа. Пять лет — со всеми нашими мальчиками, абортами и волнистым попугайчиком Кешей, которого Дарья научила одной‑единственной, но сакраментальной фразе: «Девки, выпьем!»

…Долго рыться в помойке под флагом «Роад Муви» не пришлось: первый же номер явил мне «Гамбургского петуха» и его подведомственную курицу‑несушку Д. Валикову.

«Д. Валикова», очевидно, и была Дарьей, хотя я знала ее как Ставицкую, а потом — как Улюкаеву‑Гессен. Как и положено сотруднице продвинутого журнала, Дашка обмирала от Умберто Эко, хлопалась в обморок от одного упоминания о Саше Соколове и к месту и не к месту клялась святыми мощами вседержителя Набокова. К прочей мелкокалиберной шушере она относилась с прохладцей и так и норовила подлить в бочку меда даже не ложку дегтя, а ложку касторки. От этого ее заметки выглядели несколько странно и общий их пафос сводился к следующему: «Хотя если быть до конца принципиальными, то невозможно не указать и на проколы. NN, конечно, писатель любопытный, но, по‑моему, ему жена изменяет. И вообще, у него простатит, а дед его находился на оккупированной территории».

Но в целом Дашкины пасквили были прехорошенькими и до безобразия походили на саму Дашку — такие же веселые, циничные и саблезубые. Она была просто создана для спецопераций по отстрелу зазевавшихся беллетристов.

Мне же в лучшем случае остается только нашивать ей на рукава знаки отличия. И щипать корпию. А всему виной мой аналитический тугоплавкий ум, пригодный разве что на философские трактаты: не ко времени, ох не ко времени я его выпестовала! Да еще Бывший со своей заджипованной клячей!..

Из раздумий о невыносимой легкости бытия меня вывел голос Дарьи. Она стояла, ухватившись за ручку двери, и с кем‑то сладострастно грызлась.

— Как же вы меня достали с вашей Канунниковой! — с яростью в голосе вопила она. — Может быть, вообще переименуем журнал, раз уж она в каждом номере восседает? Так и назовем — «Аглая: призрак ночи». Или нет — «Аглая: симфония ужаса».

За дверью кто‑то осуждающе забубнил. Несколько секунд Дарья молчала, но потом ее голос вновь взвился до апокалиптических высот:

— Не буду я давать рецензию, не буду!!! Пускай «Спутник библиофила» дает. Он всем дает. И как только триппер до сих пор не подхватил, удивляюсь!

Закончив свою бурную речь этим венерологическим пассажем, Дарья ввалилась в комнату и так хлопнула дверью, что у меня из рук вывалилась вся стопка «Роад Муви».

— Неприятности? — Я сочувственно покачала головой.

— Творческие разногласия. Не обращай внимания…

— А кто такая Канунникова?

Дарья, до этого бегавшая по комнате, остановилась, как громом пораженная:

— Ты не знаешь, кто такая Канунникова?!

— Нет.

— Ты меня разыгрываешь.

— Да нет же.

Все последующее показалось мне дурным сном. Дашка, надменная, циничная Дашка, повалилась передо мной на колени и принялась исступленно бить поклоны. И так же исступленно креститься:

— Господи! Благодарю тебя, господи!!! Свершилось! Хоть кто‑то о ней не знает! Хоть кто‑то о ней не слышал, господи! Какое счастье!..

На глазах у Дарьи проступили слезы благодарности. Еще раз стукнувшись лбом о паркет, она попыталась ухватить мою руку и поцеловать ее.

Это было уж слишком. Я отдернула пальцы, на всякий случай отошла к окну и уже оттуда запустила в Дарью вопросом: