Войдя в самолет, они ахнули и прошептали “вау!”. Убранство салона было словно подготовлено по специальному дизайн-проекту, призванному, в первую очередь, подчеркнуть, что в этом самолете планируют лететь только двое. На столе стояли свечи и бутылка шампанского, вазы с фруктами и сладостями. Необычные нежные бархатные шторки на окнах идеально дополняли интимную и романтическую обстановку.
– Машка, ты хочешь шампанского? – Игриво спросил Артем, как только они уселись за стол и пристегнули ремни.
Маша сначала пожала плечами, а потом кивнула.
– А может… – Еще более заговорщицким тоном спросил Артем, хитро прищурясь.
Маша вопросительно посмотрела на него.
– Я имею ввиду виски. Слушай, давай напьемся и будем безобразничать?
Маша широко раскрыла глаза, подыгрывая игривому настроению Артема и сказала громким шепотом на выдохе:
– А давай!
Они громко рассмеялись и, вопреки установленным правилам, на которые сегодня им было наплевать, оторвались от земли и начали набор высоты с бокалами тридцатилетнего шотландского в руках. С большими кубиками льда.
Самолет летел на юго-восток.
После виски казалось, что открывалось уже десятое или двенадцатое дыхание по счету. Спать не хотелось совершенно и казалось, что если бы шоу продолжалось еще столько же, они легко выдержали бы и, если нужно, станцевали бы еще десять раз подряд под песни Адамса.
Они молчали. Каждый думал о своем. Но в этом молчании было что-то непередаваемо нежное. Иногда они почти одновременно поднимали глаза друг на друга и в их глазах безошибочно читалось: “Да, мы сделали это!”
– Интересно, сколько еще стойких оловянных солдатиков осталось праздновать? – Сказал Артем вслух.
– Не думаю, что много. Они же в подземный ресторан должны были переместиться?
– Да, по плану было, что пожилые уедут по домам, а молодняк, после двадцати трех часов, когда ну улице уже грохотать нельзя, продолжит отрываться под землей. Кстати, там ждали многих достаточно известных в андеграунде диджеев. Я мало кого знаю, но из этого списка с огромным удовольствием послушал бы сет Майкла Хааса. Он немец.
Маша кивнула и отхлебнула еще глоток виски.
– Так можно же узнать? В смысле, как они там, – сказала она.
– Не хочу, – устало улыбнулся Артем. – Меня сегодня Боря с утра, когда я пытался выяснить, сколько гостей подтвердило свое участие, поставил на место. Сказал, чтобы я не лез. Не отвлекался. Сейчас, конечно, понятно, что мне можно уже отвлекаться на все что угодно. Но я не хочу, Машк. Не хочу знать сколько там осталось народа, кто напился сильнее всех, и кто как добрался домой. – Артем вздохнул. – Сейчас, после всего, что было, я понимаю, что мы работали с профессионалами невероятно высокого уровня и я уверен, что они все сделали как надо до самого конца. А мы с тобой летим… И тут так тихо… Ты знаешь, я до того, как первый раз полетел на самолете “РусОйла” (это когда я летал в Америку знакомиться с Роем), я не думал, что в самолетах может быть так тихо. Теперь вот знаю. А тут еще тише, чем в том самолете. И я не хочу нарушать эту тишину, – добавил он почти шепотом. – Не хочу никому звонить. Под нами небо, рядом ты, виски вкусный… Пусть там все течет своим чередом…
Полумрак, в котором они сидели под ровных гул двигателей, был настолько гармоничен после этого сумасшедшего дня, что хотелось наслаждаться им и дальше, бесконечно долго, просто вот так, сидя друг напротив друга.
Это утром, когда они уже приземлятся в Мале, потом перелетят на гидроплане или вертолете на частный остров, можно будет окунуться в море и, с пониманием того, что здесь им предстоит пробыть ровно столько, сколько им захочется, уйти спать хоть сутки напролет.
А сейчас просто хотелось сидеть и наблюдать за тем, как внизу проплывают светящиеся яркими огнями города…
Артем нажал на кнопку вызова, и бортпроводница почти в ту же секунду появилась рядом, неслышно выскользнув из темноты.
– Послушайте, а у вас есть ветчина? – Спросил Артем.
– Да, конечно.
– А можно мне бутерброд, только… Знаете, как в рекламе, где папа отрезает такой здоровенный ломоть на бутерброд?
– Да, видела такую, – улыбнулась бортпроводница.
– Вот мне примерно такой же ломоть на хлебушек, только в два раза толще! Можно?
– Сделаем, Артем Владимирович.
– Ой, и мне, и мне как ему! С таким же ломтем! – Засмеялась Маша.
– Хорошо, одну минуту, – еще шире улыбнулась бортпроводница и удалилась.
– Девочки обычно любят тоненькие кусочки! – Неподдельно изумился Артем, как только они остались одни в ожидании бутербродов.
– Я неправильная девочка. – Маша наигранно— смущенно рассмеялась. – Ты так попросил, что я себе это представила и мне сразу же захотелось такой же как у тебя!
– Ты самая неправильная девочка в мире. Тебя вообще не должно существовать. А ты есть.
Маша широко улыбнулась и зажмурилась.
Бутерброды подействовали на них прямо противоположно выпитому до них виски и спустя всего пятнадцать минут после того как они их съели, их непреодолимо потянуло в сон. Они уже хотели заснуть прямо здесь, в этих огромных мягких креслах, но Артем настоял на том, чтобы найти в себе силы и перебраться в спальню.